Людмила Горбенко - Вооружен и очень удачлив

Далекий морской прибой шумно заглотил мелкую гальку и с шелестом погнал по берегу.

— Охота, — улыбнулся Алессандр, прислушиваясь к нечеловечески мягким шагам за дверью…

Внутри яблочного семечка царила абсолютная, ничем не нарушаемая тишина, от которой мои многострадальные усики тревожно напряглись. Попытавшись нащупать сенсорами какой-нибудь ориентир, я зашарил ими вокруг себя и с ужасом убедился, что зерно наполнено мириадами мельчайших крупинок, находящихся в постоянном хаотичном движении, отчего казалось, что я тоже песчинка в гигантских песочных часах, болтающихся в огромной и бескрайней пустой вселенной.

Напарников не было ни видно, ни слышно.

Молодой червь, являющийся частью сложного существа, в которое я превратился, отнесся к этому факту вполне равнодушно, но Пятый, составляющий ему вынужденную компанию, откровенно испугался.

Затрепыхавшись и почувствовав на собственной шкуре, что окружающая каша гасит все мои попытки сдвинуться с места, я сдуру решил вернуть себе прежний внешний вид, и вдруг оказалось, что это самый правильный поступок.

Едва отсох последний сенсорный ус и пара привычных карих глаз вытаращилась вперед, как вязкая каша тут же пропала и я увидел, что стою у стены деревянного сарайчика, являющего чем-то вроде тамбура. За моей спиной обнаружилась лазейка, а перед глазами пять совершенно одинаковых дверей без ручек, но зато с драгоценной инкрустацией по филенкам.

Под одной из них сидели совершенно обалдевший Третий и грустная Вторая, а над ними возвышались две гигантские фигуры в сверкающих латах, остроконечных шлемах и с тонкими пиками в руках. Забрала на шлемах были откинуты, и в прорезях виднелись крепко зажмуренные веки, на которых светящейся краской были нарисованы широко открытые глаза, и эти самые рисованные глаза взирали на меня весьма неодобрительно.

— Наконец-то, — хмуро сказала чертовка. — Вот и наш потерявшийся. Начинайте, товарищи Стражи, мы в сборе.

Рыцари синхронно кивнули.

— Пункт назначения?

— Город Отверженных! — почему-то хором ответили мы с толстяком.

— Цель? — равнодушно осведомились Стражи.

— Переселение на постоянное жительство.

— Имущество?

— Какое там имущество… — горестно опустил брови толстяк. — От своих отстали, в Организацию не пускают, жрать нечего, да еще и проклятая ископаемая тварь привязалась, все время за нами…

Я поспешил пнуть друга в бок, и жалобная исповедь мгновенно прервалась коротким «ой».

— Можете идти. — Стражи одновременно шагнули в противоположные стороны, указав на дверь, полированная инкрустация на которой все ярче светилась алым.

— А открыть перед дамой? — прищурилась Вторая.

— Эту дверь не открывают. Сквозь нее проходят, — бесстрастно пояснили рыцари.

— Больно не будет? — тут же запаниковал толстяк.

— Здесь нет такого понятия, как боль.

Процесс протискивания в дверь проходил поэтапно.

Сначала нас резко втянуло внутрь, потом прихлопнуло с двух сторон, затем прокатало между какими-то широкими валиками практически до толщины рисовой бумаги и просветило насквозь. Когда я всерьез начал подозревать, что сейчас меня смажут с тыльной стороны клеем и аккуратно поместят в альбом, именуемый «журнал посещений», издевательства кончились. Дверь милостиво выдавила нас из себя, не забыв хорошенько встряхнуть на прощание.

Мир Отверженных оказался похож на отражение в темной воде: вроде все то же самое, но краски тусклее, тени мягче, абрисы лишены четкости, а предметы чуть менее объемны, чем в реальной жизни.

С легкой руки Стражей мы попали не на улицу, а в помещение с низким потолком и обтянутыми тканью стенами — интересный дизайнерский прием, ранее виденный мной лишь в палатах буйных сумасшедших. Никто из присутствующих и головы не повернул — словно мы торчим тут уже давным-давно и успели всем порядком надоесть. А ведь зрителей было немало: около сотни демонов всех видов и размеров болтались по периметру комнаты в одиночку и компаниями, не считая тех, кто дремал на крытых циновками лавках.

Кроме обычных чертей нашего мира я приметил тупорогих царцитуков, щеголяющих в блестящих бриджах с прорезями для трех хвостов; зеленокожих плоскомордых пафихоруев, из ушей которых непрерывно шел дымок от горящей серы, а маленькие красные глазки прятались в круговых складках век; столбообразных жэа, которым приходилось пригибать головы. Шаксов, найев, берфитов и их ближайших родственников не считал — этого мелкого бесовского добра было в изобилии.

Все присутствующие глазели в центр комнаты.

Там, в туманном столбе света, прямо в воздухе порхали круглые плоские «блины». Наслоения серой массы и отдельные камушки на них точно имитировали рельеф горных склонов и пологих долин, к которым лепились домики, садики и совсем крошечные человечки. Не знаю, какой художник соорудил эти игрушки, но иллюзия настоящей жизни была удивительна: дым шел из труб, мокрое белье болталось на веревке, мычащая корова задирала голову и шлепала себя хвостом по ногам — даже такие тонкие мелочи не ускользнули от внимания мастера.

— Кукольный театр? — через мое плечо заглянул Третий.

Тоненький голосок прямо над ухом едва не заставил меня вздрогнуть от неожиданности.

— Новенькие, что ли?

Обернувшись, я столкнулся нос к носу со странным миниатюрным существом, все тело которого состояло из надутого брюшка и крыльев, покрытых вместо перьев упругой короткой шерстью. Чтобы держаться в воздухе, летун был вынужден часто-часто махать мохнатыми крылышками, с чем превосходно справлялся.

— Ммм… С чего ты решил?

— Только новичок-переселенец может обозвать тир кукольным театром, — хитро блеснув глазками, заявил летун и представился: — Я чипокус, здешний прислужник. Если что надо, только шепните, я принесу.

— В чем? — не выдержала чертовка, скептически меряя летуна выразительным взглядом.

— Мой желудок лишь на первый взгляд не больше наперстка, на самом деле он вполне вместителен! — бодро откликнулся чипокус. — Что госпожа желает? Выпить? Поправить прическу? Встряхнуться? Перекусить? Пострелять?

— А если госпожа желает все и сразу? — Губы Второй разъехались в типичной жестокой ухмылке плантатора-садиста.

— С новичками-переселенцами такое часто бывает! — ничуть не теряя оптимизма, заявил летун. — Смотрите!

До этого момента я считал, что самой широкой пастью на свете обладают киты и мой лучший друг Третий, когда голоден и торопится заглотить одновременно несколько кусков. Век живи, век учись — ошибался, оказывается.

Малявка затрепыхал крыльями еще энергичнее, сделал своеобразное движение нижней челюстью и начал методично раздвигать рот во все стороны, пока его диаметр не достиг габаритов приличного мусорного ведра. Звонкий щелчок зубами зафиксировал рот в этом положении, после чего чипокус принялся размеренно икать.