Людмила Горбенко - Вооружен и очень удачлив

Строй не дрогнул.

— Столько художников сразу — это же страшная сила! — восхитился Наставник. — Только мне нужен пока один. И это будет… будет…

Филипп умоляюще закатил глаза, и его немая молитва была услышана небесами.

— Курсист Филипп? — переспросил Наставник. — Ты хоть раз в жизни рисовал красками?

— До призыва я учился на художника, уважаемый пан, — скромно, но отчетливо доложил Филипп. — Мои пейзажи славились на всю округу.

— Давай, сынок! — обрадовался Наставник. — Вот тебе красная лента и текст, к завтрашнему дню напишешь вдохновляющий лозунг. Повесим в столовой. Только вот красок нет, у нас временные финансовые трудности.

— Чем же писать? — удивился Филипп.

— Раздобудь где-нибудь. Придумай. Поищи.

— Стащи, — тихо продолжили сзади.

— Попрошу без оскорблений! — возмутился Наставник по ВП. — В армии не воруют! Просто один теряет, а другой про… гм, находит! Справишься, Филипп?

— Да, сэр! — заорал сын столяра, для которого было легче написать лозунг собственной кровью, чем выдержать очередное занятие по физической подготовке.

Мало кому удавалось найти в замкнутом помещении то, чего там отродясь не было. Филиппу это удалось.

Хозяйке на заметку: если у вас нет светлой краски, оглянитесь по сторонам внимательно. Отлично красят ткань мел со стены или мука, разведенная водой. Не сгоняйте мух, которые налетят на засохшие мучные буквы. Они придадут вашему рисунку особую пикантность, покрыв его черными точками.

Получив от завидующих сокурсников положенную долю тумаков и оставшись в одиночестве, слуга достал подаренный отцом карандаш, взял вместо линейки относительно ровную щепку и приступил к работе. «МЕ…» Он не почувствовал, как над головой невидимыми облачками зависли двое чертей.

— Потрясающе! — сказал первый черт, поправляя шелковую повязку на глазу. — Он еще и буквы писать умеет! А я-то думал, что только рисовать. Улыбочку!

Короткая вспышка мертвенно-фиолетового света остановила время. Филипп застыл с поднятой вверх импровизированной линейкой, глупо тараща глаза. В мертвых зрачках отразилось неподвижное пламя свечи.

— Оп!

Руку художника охватило холодное голубое пламя.

— Все, — сказала чертовка своему спутнику. — Размораживай его. Процесс пошел, первые результаты будут в городе через несколько часов.

— Не поздно ли? — засомневался черт.

— Зато качество высокое. Пугать так пугать! Полетели?

Небольшой компактный смерч со свистом унесся в потолок. От пронизывающего сквозняка Филипп вздрогнул и опомнился: внизу бил гонг. Что это с ним? Полчаса прошло, а написано всего две буквы! Пальцы ухватили механический карандаш поудобней и заспешили. «…РЛИН ЖИЛ, МЕРЛИН ЖИВ, МЕРЛИН БУДЕТ ЖИТЬ!»…

Большое спасибо изобретателю непромокаемого комбинезона, но я бы сейчас предпочел тривиальный зонт. Во всяком случае, под зонтом лицо остается сухим. Ливень не пощадил и Вторую — косметика безвозвратно смылась с ее щек, обнажив нежную кожу и маленький шрам на лбу, который я до сих пор не замечал — наверное, она его замазывала.

Переложив заботу о страшных мороках на плечи художника Филиппа, мы не прогадали. Никогда не думал, что художники творят непрерывно, но в случае с этим малым все обстояло именно так. Даже во время еды наш творец не покладал рук, задумчиво царапая ногтем столешницу.

К вечеру в городе поднялась настоящая паника: окончательно обнаглевшая нечисть заполонила улицы и начала заползать в жилые дома. Филипп дорисовался до того, что сумел перепугать даже кладбищенского сторожа Якова. Когда человек, привыкший спокойно трапезничать на чужих могилах, выбегает из ворот с воплями «Рука из-под земли! рука из-под земли!» — это, согласитесь, впечатляющий результат.

Горожане же с более слабыми нервами и особенно горожанки перестали посещать не только кладбище, но даже костел.

Струи дождя барабанили по комбинезонам и отскакивали от воротников прямо в наши усталые лица. Оседлав каменных гарпий, как детишки слонов на ярмарочной карусели, мы со Второй затаились и ждали. Намокший портативный локатор, по счастью, не пострадал и сейчас пикал в моем кармане все громче: жетон приближался! Зверь сам шел в ловушку! Ура!

Ладони чесались от предвкушения того, как я защелкну наконец наручники на запястьях проклятого чертенка. Если поганец жив, не ручаюсь, что не сверну ему шею! Но когда же он появится? Когда?

Оп-па — сюрприз! Прямо под нами из окна высунулись двое: Хендрик и Филипп. Так, уже интересно.

— Ты можешь не скулить хотя бы минутку? — шипел Хендрик, угрожающе поднося кулак к носу слуги. — Сейчас сюда сбегутся все Наставники!

— Я б-б-боюсь! Там приз-з-зрак!

— Та-ак… Мало того, что мой слуга ухитрился посеять прекрасную проверенную веревку, он еще и заика к тому же! Какой еще призрак? Нашего призрака больше нет! Его злодейски забил насмерть твой любимый преподаватель по ВП!

— Значит, это призрак того призрака! — не сдавался Филипп.

— Филя, ты меня бесишь! Какой может быть призрак у призрака? Это же чушь!

— Да? А что тогда белеет в углу?

— Откуда я знаю? Крылья ангела! Парус одинокий! Простыня, которую повесил сушиться наш комендант, чтоб ему подавиться своим кипятком!

— Он цепями звенит!

— И пусть звенит! Не обращай внимания!

— Ай! Он тронул меня за плечо!

— Заткнись, Филипп! Немедленно возьми себя в руки! Иначе я трону тебя за плечо, и, поверь, мое пожатие будет посильнее призрачного!

— Молчу, молчу…

— Закрепи сетку и привязывай веревку. Молодец. Теперь вылезь из окна и аккуратно иди вдоль фигур. Умница! А теперь убери руки от фигуры и медленно спускайся! — приказал Хендрик.

Дрожащий Филипп вытянул ногу и тут же с криком отдернул.

— Спускайся! — Злой шепот Хендрика выдавал его раздражение. — Ты что, собираешься сидеть на этой гаргулье до рассвета? Пока Ректор не снимет тебя собственными руками и не отправит в тюрьму за побег?

Лицо Филиппа выразило отчаянную решимость, но его тело не сдвинулось с места.

— Да отцепись ты от нее, придурок! Не смотри вниз, просто лезь!

Перепалка закончилась неожиданно. Фигура, шею которой обнимал слуга, не выдержала его крепких объятий и оторвалась от постамента. С тихим вскриком Филипп полетел вниз и повис на веревке. Гаргулью он не выпустил и продолжал прижимать к себе, словно мать единственное дитя.

— Вот и умница! — обрадовался Хендрик. — Давно бы так! Ставь пятку на нижний ярус, там выступ. Та-ак. Теперь переводи вес тела на правую ногу, осторожно, не поскользнись. Та-ак. Теперь хватайся за плющ руками. Обеими руками, Филя! Отпусти горгулью! Отпусти, говорю! Ну и черт с тобой, как хочешь.

До земли оставалось не больше метра. Примостившись на узком выступе цоколя, Хендрик освободил правую руку и вытащил из-за спины накладные подметки.