Джефф Вандермеер - Город святых и безумцев

Неровная, выложенная по краям синим стеклом тропинка привела Дардена к земляному холмику, на котором высился позолоченный катафалк с напечатанной по боку надписью: «Святой Вольфрам Волокита». В тени катафалка садовник в темно-зеленой сутане сажал лилии, корзинка с которыми ждала на скамейке рядом. На катафалке (и при виде этого Дарден застыл как вкопанный) стоял Сигнал. С тех пор как Дарден видел его в последний раз, наставник сильно изменился: полысел и исхудал, и из ушей у него теперь росли клочки белых волос. Морщинистую шею украшал собачий ошейник. Но самое пугающее (если, конечно, забыть про болтавшуюся на ремешке в его левой руке флягу с вином, наверняка привезенным безотказными, но сомнительными поставщиками спиртного «Хоэгботтон и Сыновья», быть может, даже побывавшее в руках, испытавшее прикосновение пальцев его возлюбленной) заключалось в том, что старик был в чем мать родила! Предмет, которого не пожелал бы уже никто, покачивался как дряблая лиловатая сосиска, подобие эрекции ей придавала правая рука старика, в настоящий момент производившая движения «вверх-вниз», — к немалому удовольствию своего владельца.

— Ккк-Кэдимон Сссс-сиггнал?

— Да. И кто это на сей раз? — поинтересовался садовник.

— Прошу прощения.

— Я сказал, — с бесконечным терпением, будто ему, честное слово, не трудно повторить это в третий, четвертый и в пятый раз, произнес садовник. — Я сказал «да, и кто это на сей раз?».

— Дарден. Дарден Кашмир. А вы кто? — Дарден углом глаза следил за голым стариком на катафалке.

— Кэдимон Сигнал, разумеется, — сказал садовник, терпеливо выпалывая сорняки и прикапывая на их место лилии: сорняк, лилия, сорняк, лилия. — Добро пожаловать в мою миссию, Дарден. Давно не виделись.

Стоявший перед Дарденом сморчок в темно-зеленой сутане чертами лица и манерами ничем не отличался от какого-нибудь усохшего нищего с улиц Амбры, но, когда Дарден присмотрелся, ему показалось, что он улавливает некоторое сходство с человеком, которого знал в Морроу. Может быть.

— А кто тогда он? — Дарден указал на голого человека, теперь эякулировавшего в розовый куст.

— Живой святой. Профессиональный праведник. Тебе следовало бы лучше учить теологию. Насколько мне помнится, я должен был вам рассказывать про Живых святых. Если, конечно, не заменил эту тему на Мертвых мучеников. Нет-нет, это просто шутка, Дарден. Имей порядочность посмеяться.

Уже совершенно не возбужденный, а, напротив, уставший, Живой святой прилег на прохладные гладкие камни катафалка и немедленно захрапел.

— Но что здесь делает Живой святой? К тому же голый?

— Я держу его, чтобы пугать кредиторов. Это место обходится недешево. Надо же, а ведь ты сильно изменился!

— Что?

— Я думал, это я оглох. Я сказал, ты изменился. Прошу, не обращай внимания на моего Живого святого. Как я и говорил, он для кредиторов. Достаточно разок его завести, чтобы он изверг себя, и они больше не показываются.

— Я изменился?

— Да, это я уже сказал. — Перестав прикапывать лилии, Кэдимон поднялся и оглядел Дардена с головы до пят. — Ты побывал в джунглях. По правде говоря, жаль. Ты был хорошим учеником.

— Я вернулся из джунглей, если вы это имеете в виду. Переболел лихорадкой.

— Не сомневаюсь. Ты определенно изменился. Вот подержи минутку святую луковицу. — Кэдимон снова присел на корточки: выдернул, прикопал, выдернул, прикопал.

— Вы кажетесь… кажетесь не таким внушительным. Но более здоровым.

— Нет, нет, просто ты вырос, вот и все. И кто ты теперь, раз уж перестал быть миссионером?

— Перестал быть миссионером? — переспросил Дарден и почувствовал, что тонет, а ведь разговор только-только начался.

— Да. Или нет. Лилию, пожалуйста. Спасибо. И почему все, освященное, жить не может без грязи? Но садоводство полезно для легких. Полезно для души. Как поживает твой отец? Какая жалость, что с твоей матерью приключилось такое несчастье. Но как отец его переносит?

— Я больше трех лет его не видел. Пока я был в джунглях, он мне писал, и, кажется, у него все хорошо.

— Ммм. Приятно слышать. В былые времена мы с твоим отцом вели просто восхитительные беседы. Давным-давно. Как же, как же, помню, как мы сидим у него, — ты тогда, конечно, только-только из пеленок вышел — и обсуждаем эстетическую ценность Золотых сфер, пока…

— Я пришел искать работу.

Молчание. Потом Кэдимон сказал:

— Но разве ты не работаешь на…

— Я ушел. — С ударением на «ушел», словно надавил на яйцо, чтобы скорлупа чуть-чуть треснула.

— Да неужели? Я же тебе сразу сказал, что ты больше не миссионер. С тех дней в академии, Дарден, я ничуть не изменился. Ты не узнал меня потому, что изменился ты сам. Я тот же, что и был. Я не меняюсь. А это уже кое-что, ведь о погоде в наших краях такого не скажешь.

Дарден решил, что пора взять разговор в свои руки. Мало просто парировать реплики в этом нелепом диалоге. Нагнувшись, он осторожно положил остальные луковицы на колени Кэдимону.

— Мне нужно место, сэр. Я три месяца был не в себе от лихорадки и сейчас, только-только оправившись, жажду вернуться к миссионерской деятельности.

— Решил не отступать, да? — сказал Кэдимон. — Педант. Блюститель правил. Я тебя помню. Живой святой тебя скорее шокирует, чем позабавит. Никакой непосредственности, сплошь заученность. Ну да ладно.

— Кэдимон…

— Готовить умеешь?

— Готовить? Могу варить капусту. Могу кипятить воду.

Кэдимон похлопал Дардена животу:

— Такое, мой милый, и ежик сумеет. Даже ежик сумеет, если на него поднажать. Нет, я имел в виду кулинарное искусство, как у калейских поваров, способных плеснуть в котел трюмной воды, бросить кусок трехдневной говядины, жесткой как мозоль, и из этого приготовить блюдо настолько сочное и душистое, что много дней потом вкусовые пупырышки так раздражены, что не сможешь съесть даже морковки. Значит, готовить ты не умеешь, так?

— А как стряпня связана с миссионерской деятельностью?

— Ха-ха. А я-то думал, что ветеран джунглей и сам знает ответ! Слышал когда-нибудь про каннибалов? А? Нет, это шутка. К миссионерской деятельности стряпня никакого отношения не имеет.

Присыпав землей последнюю луковицу, он встал и тяжело опустился на скамейку, взмахом руки предложив Дардену к нему присоединиться.

— Неужели вам не нужны опытные миссионеры? — Дарден сел на скамейку рядом с Кэдимоном.

— Извини, у нас для тебя работы нет, — покачал головой Кэдимон. — Ты изменился, Дарден.

— Но вы с отцом… — Кровь бросилась Дардену в лицо. Ухаживать за своей дамой он может до скончания века, но как, не имея работы, быть с тратами, которые повлечет за собой его новый роман?

— Твой отец хороший человек, Дарден. Но наша миссия денег не зарабатывает. Я предвижу суровые времена.