Джефф Вандермеер - Город святых и безумцев

Кабинет Сирина, когда он возглавлял издательский отдел „Хоэгботтона и Сыновей“, являл собой гавань культуры в сердце тупого орудия алчности и менялся в зависимости от времени года. Зимой и ранней весной стол Сирина был погребен под контрактами, рукописями, заявками, записями об авансах и гонорарах и справочниками — для подготовки к изданию произведений в текущем году. По мере того, как шел год, эти горы исчезали со стола, пока к осени не оставалось ничего, кроме законченных книг, а место бумажных кип занимали журналы и газеты, чреватые мрачными и ликующими рецензиями на его детища. С зимой его стол снова скрывался под грузом обещанного и многообещающего. Вне зависимости от времени года в его кабинете витал чудеснейший запах, запах пергаментных страниц, чернил и только-только сошедших с печатного станка книг.

Одной из наиболее отличительных черт кабинета Сирина, помимо невероятных гор и залежей на его плодородном столе и извечного аромата сигар и ванили, было множество стеклянных трубок, изготовленных для него одним стеклодувом, беженцем из Морроу. Стеклянные трубки теснились и высились на столике у овального окна, выходившего на бульвар Олбамут. В каждом крохотном вырезанном в стекле углублении обитала гусеница, куколка или уже вылупившаяся бабочка.

Сколько раз, когда его секретарь проводила меня к нему, я видела, как он возится со своими питомцами, но лучше всего я помню, как Сирин стоял, оплакивая мертвую бабочку. Он только что вернулся из вынужденного отпуска на Южные острова, вызванного его участием в Гражданской рыбной кампании. В своем отглаженном сером костюме и бордовых ботинках он выглядел загорелым и отдохнувшим, но с этой элегантностью дисгармонировал кричащий пестрый галстук, который постыдился бы носить даже клоун: галстуки были единственным пороком Сирина. За годы его волосы понемногу отступали ото лба, все больше открывая узкое и умное лицо. Я была знакома с ним много лет и тем не менее совсем его не знала.

Услышав мои шаги, Сирин резко обернулся, за очками в серебряной оправе взгляд ярких глаз казался рассеянным. Он пригвоздил меня своим знаменитым взглядом, способным видеть сквозь стены и заставить говорить даже самых упрямых труффидианских монахов. Через три недели эта элегантная личность предаст „ХиС“ ради должности в „ФиЛ“. Через полгода он вновь пройдет по улицам Амбры, как будто этого предательства не случилось вовсе.

— Только посмотрите, — сказал он, — моего любимого сапфирового капана колонизировали серошапки. — Его простертые, испачканные спорами микофитов руки, в которых лежал смятый трупик обожаемой бабочки, казалось, принадлежали пианисту, а не редактору.

Мы встретились на полпути между дверью и его драгоценными стеклянными дворцами. Я долго смотрела на существо в его руках. Верно: мертвая бабочка была полностью покрыта изумруд-но-зелеными микофитами. На расправленных крыльях выросли тысячи микофитных колонистов с красными утолщениями на концах, которые напоминали нагромождение антенн. Бабочка походила на замысловатую, усеянную драгоценностями заводную игрушку. Она была красивее, чем когда-либо при жизни, — не просто бабочка, задыхающаяся от микофитов, но совершенно иное, новое создание. Даже текстура экзоскелета как будто изменилась, стала более податливой. Я глядела на нее со внезапным страхом, которому не могла подыскать ни причины, ни имени. Она как будто свидетельствовала о процессе, который начал поглощать моего брата в его изучении серошапок.

— Ужасная, бессмысленная утрата, — продолжал Сирин. — Позор мэнзинкертского размаха.

— Да, — ответила я, — позор, — но не могла бы сказать, имел ли он в виду бабочку или нечто иное, неуловимое и более опасное».

См. также: ГРАЖДАНСКАЯ РЫБНАЯ КАМПАНИЯ; ЗАМИЛОН; МИКОФИТЫ; ШРИК, ДУНКАН.

СКАМУ. — Гордый и замкнутый народ, хорошо приспособленный к снегу в ледяных северных регионах. Некоторые историки пытались связать скаму с Замилоном, утверждая, что эту крепость-монастырь построили праотцы скаму. См. также: ЗАМИЛОН.

СОФИЯ, ОСТРОВ. — Остров, названный в честь жены Мэнзикерта I и расположенный на реке Моль к северу от Амбры. Некогда передан последним капаном Амбры Джоном Голинардом «Хоэгботтону и Сыновьям» в обмен на крайне необходимые казне деньги. Компания «ХиС» создала там базу для своих торговых операций, но около пятидесяти лет назад сдала восточную часть острова «Фрэнкрайт и Льюден» в обмен на право торговли на рынках Морроу. В последние годы остров стал полем битвы между «ХиС» и «ФиЛ», что затруднило сообщение между Севером и Югом, поскольку обе стороны взимают все более абсурдные пошлины с судов, желающих проплыть мимо острова. См. также: «ФРЭНКРАЙТ и ЛЬЮДЕН».

«СПОРА СЕРОШАПКИ». — Таверна, в которой была написана значительная часть «Ранней истории» Дункана Шрика. Чудесное убежище, более полно описанное в «Хоэгботтоновском путеводителе по барам, кабакам, постоялым дворам, ресторанам, борделям и надежным явкам».

СПЭКЛНЕСТ, ЭДГАР. — Автор культового романа «Лорд Гуд и Невидимая кальмариха». Спэклнест происходил из аристократической семьи и жил в усадьбе на болотах к западу от Амбры со своими матерью, бабушкой и сестрой. В кабинете на третьем этаже с окном, выходившим на реку Моль, он часами писал в черном блокноте, раз в несколько месяцев посылая очередной рассказ в журнал «Страшные сказки», который эти тексты отвергал, поскольку редакторы их не понимали, или в альманах «Горящие листья», который их отвергал, поскольку был для них слишком консервативным. Со временем друг семьи убедил Департамент лицензий на издание газет Амбры напечатать первый сборник рассказов Спэклнеста под названием «Шрамы и другое оружие». Изо всего тиража сборника, вышедшего в твердом переплете, было продано только двадцать пять экземпляров, и Департамент лицензий на издание газет Амбры выбросил Спэклнеста из своей конюшни ходовых авторов. На протяжении нескольких лет Спэклнест не предпринимал попыток опубликовать свои произведения, но посвятил себя написанию рассказов, которые со временем станут классикой, будучи изданы посмертно «Фрэнкрайт и Льюден» в сборниках под названием «Тьма за краем ночи» и «Мрачно поет жаворонок за пеленой». «ФиЛ» также посмертно опубликовало его «Лорда Худа», произведение, которое хорошо продавалось и принесло Спэклнесту его нынешнюю славу культового писателя. По написании «Лорда Гуда» удрученный Спэклнест бросил как литературные занятия, так и дом своих предков, перебравшись в небольшую квартирку на бульваре Олбамут и приняв должность архивариуса в Морхаимском музее. В последние годы жизни под псевдонимом «Анна Снеллер» он опубликовал ряд нехудожественных произведений, включая «Историю бродячих медицинских шоу и гнусных цирков». Роман «Лорд Худ» и короткие рассказы были найдены среди его имущества после его смерти от ножевых ран, нанесенных монето-ножом Порфола во время особенно бурного и полного насилия Праздника. См. также: «ГОРЯЩИЕ ЛИСТЬЯ»; МОРХАИМСКИЙ МУЗЕЙ; ПОРФОЛ; «СТРАШНЫЕ СКАЗКИ»; «ФРЭНКРАЙТ и ЛЬЮДЕН».