Андрей Завадский - Вечная Вдова

Город, выросший у слияния двух рек, почти круглый год скованных льдом, был мертв. Он был мертв давно, уже десятки столетий, некогда покинутый своими жителями, точнее, теми из них, кому довелось уцелеть. Но даже мертвый, он сохранил былое величие, хоть и некому было восхищаться им ныне. Возносились в небо шпили роскошных домов, взиравших на мир черными проемами окон, высилась громада дворца, самого величественного из всех, какие только были возведены руками человека.

Заброшенный город был огромен. Улицы, прямые, точно прочерченные по линейке, пронзали обширную равнину, к которой с далеких гор вели ажурные акведуки, прежде снабжавшие миллионы жителей чистейшей водой. Это был полный жизний цветущий рай, истинное сердце мира... покуда смерть во всем своем ужасающем величии не явилась в благодатный край, обдав его своим ледянящим дыханием. И теперь всюду, на выложенных идеально подогнанными плитами улицах, на просторных площадях, на уцелевших кровлях дворцов, на мостах, тех, которые устояли перед натиском льда, лежал снег.

Ледяной ветер, приносивший снег, спускался с окованных вечным льдом горных вершин, проносясь над безжизненными равнинами, и окутывая своим смертельным дыханием покинутый и давно забытый город. Струи ледяного воздуха пронизывали давно опустевшие дома, рождая снежные вихри на мостовой, по которой уже долгие века не ступала нога человека, как и иного создания из плоти и крови, неважно, было ли оно наделено разумом.

Ветер проникал всюду, в самые укромные уголки громадного мегаполиса, и заунывный вой его был единственным звуком, которые слышали изо дня в день серые камни стен, если, конечно, камни могли слышать хоть что-то. Так продолжалось из года в год, долгие века, когда каждый день ничем не отличался от мириад дней минувших. Но однажды все изменилось, и мертвых камней коснулись людские голоса.

Путников, явившихся в это царство безмолвной стужи откуда-то с полудня, было немного, лишь десять, и они вошли в мертвый город с востока, словно выбравшись из самого сердца ледяной пустыни. В молчании они ступали по скованным стужей улицам, косясь на возвышавшиеся на каждом перекрестке статуи, величественные изваяние героев или владык, вершивших свои подвиги в столь давние времена, что имена их стерлись из памяти смертных.

Город, давно уже не ждавший гостей, встретил пришельцев молчанием. Лишь ветер выводил свои заунывные песни, как и сотни лет подряд, не умолкая ни на мгновение. И люди, явившиеся в это место из дальних краев, вдруг почувствовали на себе мириад чужих взглядов, словно то взирали на них провалами окон дома, мимо которых проходили в молчании чужаки.

- Проклятое место, - не выдержав, буркнул себе под нос один из пришельцев, нервно стискивая ложе легкого арбалета, на ложе которого покоился короткий железный болт. Слова, произнесенные в полголоса, в этой тиши показались громогласным криком, многократно отразившись невесомым эхом от гладких стен. - Зря мы сюда явились! Это настоящий склеп!

Спутники его, все как один, вооруженные, покосились на своего товарища, нарушившего молчание, словно негласный уговор, и кое-кто из них едва слышно зашептал древние заговоры от злых духов. Право же, оказавшись здесь, нетрудно было поверить в мстительных призраков.

- Верно! Словно могилу раскапываем, - подхватил шагавший плечо к плечу с арбалетчиком воин, придержившавий висевший на поясе тяжелый фальчион с широким клинком. - Негоже это, древний прах тервожить! Не уйти нам отсюда поздорову!

Сказав это, умолкнув на полуслове, точно испугавшись самого себя, путник бросил короткий взгляд в спину того, кто шел впереди, широкими шагами меряя заметенную снегом мостовую, предводителя малочисленного отряда. Лишь тот один из всего десятка был спокоен, словно камень, ничем, ни жестом, ни взглядом, ни уж тем более словом не выражая настороженности и тем паче страха. Уверенно ступая во главе небольшого отряда, он лишь бросил полупрезрительный взгляд на того, кто осмелился разомкнуть уста в этом месте, и тот, суровый воин, лицо которого было украшено шрамами, а в бороде и усах серебрилась седина, вдруг смутился, едва не покраснев, точно девица.

Человек, что шел впереди своих спутников, гордо распрямив спину и несколько картинно положив могучую длань на эфес меча, был высок, широкоплеч и хорош собой. Правильные черты лица не могли не привлекать внимания скучающих красавиц, в коротко подстриженных волосах не было ни намека на седину, аккуратная бородка немного сглаживала жестко очерченный подбородок.

Едва взглянув на этого светловолосого гиганта, весьма еще молодого, распространявшего вокруг себя эманации силы и холодной решимости, сразу тянуло назвать его рыцарем, пусть мужчина сейчас не носил никаких гербов. Рыцарских лат на нем, кстати, также не было, что, разумеется, вовсе ничего не значило, ибо порой и благородным господам приходится странствовать инкогнито, скрывая овеянные вековой славой гербы и сменив привычные латы на неприметные доспехи простого рубаки.

Тот, кто явился в мертвый город, впервые за несколько веков, был снаряжен как раз для путешествия, явно пытаясь не привлекать внимания своим обликом. Надежную, но неудобную броню заменяла тяжелая кольчуга, длиной доходившая до колена, поверх которой был накинут волчий полушубок. Да и сам этот воин походил на волка-трехлетку, еще полного сил, и даже не полностью растерявшего юношеский задор, но уже не единожды ощутившего чужую кровь на своих клыках, и более не испытывавшего страха перед боем, готового убивать без колебаний.

Мертвый город, ступив на улицы которого, спутники этого бойца, суровые воины, не могли удержать рвущихся из глубины души охранительные молитвы, не пугал того, кто преодолел тысячи лиг, чтобы увидеть эти древние камни. Это был хищник в человеческом обличье, не чуждый чести, но способный отнять жизнь без тени сомнения, если хоть на миг сочтет это необходимым. Царившее вокруг безмолвие будоражило кровь, и воин с вызовом смотрел в темные проемы окон, точно желал более всего в своей жизни, чтобы из них наконец явились те самые духи возмездия, которых так страшились его товарищи.

Как и все прочие, кто явился в древний город, на несколько часов позволив ощутить жизнь его стенам, светловолосый воин был вооружен. На поясе гиганта висел длинный прямой меч, с которым соседствовал кинжал. Оружие не казалось особенно богатым, не отличаясь обилием украшений, но, очень возможно, ценность его заключалась в клинках, ибо иная сталь ценилась намного дороже золота.