Жадриен Белл - A.D. 999

Слезы на лице почти высохли. Элвин выглянул из пещеры. Солнечный, ясный день. Похоже, непогода пришла откуда-то из него самого, став проявлением одолевавших его сомнений. Он улыбнулся.

Кеннаг с уважением восприняла желание Элвина побыть в одиночестве. Но когда солнце уже начало клониться к западу и тени удлинились, в ней проснулось беспокойство. Конечно, она верила людям Племени, уверявшим, что в этом лесу с Элвином ничего не случится, но кто знает, куда уведет его отчаяние? Может быть, он уже ушел далеко за пределы Андредесвельда и попал в мир снега и льда, в мир, где их ищут злобные псы?

При этой мысли Кеннаг поежилась. Расспросы ничего не дали — никто, даже Рататоск, не видел Элвина после того, как он выбежал из церкви. Кеннаг отправилась в лес, доверившись ногам, надеясь, что они приведут ее куда надо. В итоге она оказалась на берегу озера, из которого они вынырнули утром.

Она опустилась на траву, поджав колени и задумчиво глядя вдаль. Под рукой оказался камень, и Кеннаг бросила его в воду, наблюдая за раскатившимися кругами. Они становились все шире и шире, потом исчезли.

— Как и наша жизнь, — прошептала Кеннаг.

На душе у нее было тяжело. Пусть камень и всколыхнул зеркальную гладь, но это ничего не значило. Озеро все равно его поглотило. Камень, возможно, несколько столетий пролежавший на берегу, стал одним из многих на дне. И никому нет до этого никакого дела. Ничего не изменилось бы, даже если бы этот камень пролежал на своем месте еще тысячу лет.

Хотя, может быть, никакой тысячи лет и не будет, если они с Элвином потерпят неудачу.

Она нашла еще один камень и швырнула в озеро, словно надеясь, что что-то изменится. Тот же всплеск, те же разбегающиеся круги и тот же результат: камень опустился на дно, а вода успокоилась. Через некоторое время никто бы уже не сказал, что что-то вообще случилось.

Мысли вернули ее к ужасам, пережитым в плену у Гвин ап Нудда. Она старалась не думать об этом и ничего не рассказала Элвину о выпавшем на ее долю испытании. Ему хватало собственных ужасов, которые, если судить по стонам и вскрикам, не оставляли его и во сне. Бедный Элвин.

Их было много в горячей, застывшей темноте. Она слышала и чувствовала их, иногда видела блеск красных глаз или длинных белых клыков. Они не приближались к ней, повинуясь, вероятно, приказу Гвина ап Нудда. Он нуждался в ней как в приманке. Иначе ее просто разорвали бы на куски и сожрали безымянные обитатели Нижнего Мира.

Странно, но лошадь совсем не боялась их, а эти… твари не посмели подступить к ней. Ее теплый запах обрадовал Кеннаг сильнее, чем аромат роз, расцветавших в середине лета у домика матери. Она вцепилась в кобылу, едва сдерживая дрожь, стараясь не сойти с ума от доносившихся из тьмы шорохов, скрежета и подвывания. Легко представить, что бы они сделали с ней, если бы им только дали волю.

Прошло не так уж много времени до того момента, как друзья и тот загадочный послушник Кабал пришли ей на помощь, но ей казалось, что она пробыла там вечность.

Кеннаг вздохнула и закрыла глаза.

— Понимаю, — раздался негромкий голос Элвина. Она вздрогнула и оглянулась — он сидел рядом. — Понимаю.

Элвин тоже подобрал камень и бросил в воду. Они молча следили за так и не добравшимися до берега кругами. Он рассмеялся — резко, горько.

— Посмотри. Как будто никто ничего и не бросал. Не стоило постараться.

В его карих глазах застыла печаль.

— Не стоило и стараться.

Кеннаг вдруг поняла, что он имеет в виду, и нахмурилась.

— Нет, стоит. Стоит. Если у нас не получится, всему конец.

Элвин медленно покачал головой:

— Кеннаг, конец уже наступил. Неужели ты думаешь, что псы Хель не набросятся на нас, как только мы покинем этот мир? Мы до сих пор не знаем, что надо сделать, чтобы остановить Сатану. Сопротивление бессмысленно. Мы уже проиграли.

От этих слов Элвина сердце Кеннаг разрывалось. Всего несколько дней назад он говорил, что, даже если надежды нет, долг нужно исполнить, чтобы не терзаться потом угрызениями совести.

— Однажды ты сказал, что не хочешь, оглядываясь назад, думать о том, что сделано не все, — мягко напомнила ему Кеннаг.

— Мы уже сделали все, что могли, и потерпели неудачу. Что толку от того, что мы поспешим к смерти? Здесь хорошо, тихо и спокойно. Давай останемся. — Он робко протянул руку и дотронулся до ее пальцев. — Давай останемся, — его голос упал до шепота, — и найдем утешение друг в друге.

— Элвин…

— Знаю! На мне лежит обет, но мне все равно. Для меня сейчас важна только ты. Надо мной смеялись, меня презирали, оскорбляли… но ты же не отвернешься от меня?

Кеннаг закрыла глаза. Всю свою жизнь она была целительницей. Иногда залечивала раны и изгоняла хвори, иногда исцеляла ослабевший дух. Боль в глазах Элвина отзывалась в ней сочувствием. И даже более чем сочувствием. А что, разве он не прав? Разве уже не поздно? Почему бы и не лечь с этим милым юношей и не дать ему хотя бы немного утешения, прежде чем они предстанут перед вечными мучениями? Она ничего не может сделать. Ничего. Но в ее силах изменить жизнь Элвина, дать ему счастье, которым он обделен.

Кеннаг наклонилась, нежно поцеловала его и притянула к себе. В этом жесте было больше материнского чувства, чем любовной страсти, но, когда он начал осторожно поглаживать ее грудь здоровой рукой, она закрыла глаза и отдалась желанию, проснувшемуся под его ласками.

Элвин. Милый, одинокий, униженный Элвин, проявивший гораздо больше смелости, чем она, в принятии на себя тяжелого бремени ответственности. Элвин, никогда не знавший тепла прикосновения любящей женщины…

Потому что он монах. Потому что он дал обет, который вот-вот нарушит. Из-за нее.

Она потерлась щекой о его курчавые волосы, закрыла глаза, запоминая этот невыносимо счастливый миг, и мягко отстранилась.

— Извини, мне не следовало этого делать.

Он замер.

— Ты считаешь меня отвратительным, отталкивающим. Я знал. Каким же надо быть самонадеянным…

— Ты прекрасен. — Она подняла его сухую руку и поднесла к губам. — Но я знаю, что ты станешь презирать себя, если нарушишь обет безбрачия.

— А что терять? Мир вот-вот перестанет существовать, и мы ничего не можем сделать!

— Но попытаться-то мы должны! — воскликнула Кеннаг. — Мы пойдем, поползем! Нельзя останавливаться. Может быть, все развалится, но не потому, что мы опустили Руки! Нам осталось только одно, Элвин, — не сдаваться. Мы не можем потерпеть неудачу!

Наверное, к глазам ее подступили слезы, потому что все вдруг задрожало. Она зажмурилась на мгновение, и Элвин внезапно исчез. Значит, это лишь привиделось? Иллюзия? Кеннаг огляделась — никого. Загадочные слова Ардит обретали новое значение. Каждый из них получил возможность побыть в одиночестве, наедине со своими страхами и сомнениями. Каждый, как догадалась Кеннаг, испытал свои чувства к другому. Она прошла испытание и в глубине души знала, что Элвин тоже не поддался соблазну.