Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

Последние слова несчастный отец произносил, уже намотав волосы сына на левую руку и волоча его по земле. Подтащил к ногам колдуна и, не отпуская волос, властно протянул правую ладонь:

– Нож! Я сам!

Но колдун не спешил:

– Подожди, Хасси. Он еще не получил Знак Врага и, значит, все еще твой сын и мужчина нашего Рода.

Тот, кого звали Хасси, упрямо помотал головой:

– Пусть так. Он предал и умрет. От моей руки.

Остальные сыновья Бизона одобрительно закивали:

– Смерть предателю! Смерть отступнику! Смерть опозорившему наш Род!

Мальчишка, несмотря на боль, которую, должно быть, причиняла отцовская рука, стискивающая его волосы, даже не стонал. По-видимому, он уже примирился с уготованной участью и не замечал малой боли в предчувствии грядущей. Но колдун говорил свое:

– Будь на его теле Знак Врага, я бы первый сказал: «Смерть отступнику!» Но сейчас… Мертвый он для нас бесполезен. Умерший злой смертью навсегда потерян и для Рода. А живой – он мог бы помочь и Вестнику и всем нам. И вернуть свое имя.

Недоверчивое молчание прервал чей-то чуть насмешливый возглас:

– Это как это?

– Черный Колдун, несмотря на всю свою силу, не знает, что произошло, потому что Вестник защищен Могучими от его Тайного Взгляда… Я прав? Аймик молча кивнул.

– Значит, Черный ждет своих посланцев. С пленным или с вестью о его гибели. И он – единственный, кто может принести Врагу такую весть.

Рука колдуна указала на мальчишку, чье лицо вдруг осветилось безумной надеждой. Но его взгляд скользнул по лицам сородичей – и надежда угасла. Его отец выразил общее убеждение: – Почему ты думаешь, что эта падаль сделает все как надо? Пообещает из страха смерти – и снова предаст, все расскажет Черному. Будет только хуже. Нет, убить – и дело с концом. И так убить, чтобы эта вонючая крыса с моим настоящим сыном там не встретилась.

Колдун задумался. Казалось, он и сам колеблется. Наконец решительно произнес:

– Хорошо. Спросим Вестника. Он не нашего Рода, но совершенное свершилось ради его Тропы. Его Тропа – ему и решать.

Аймик подошел, мягко коснулся рукой левого запястья Хасси. Кулак разжался, освобождая спутанные пряди волос.

– Как твое имя? – спросил Аймик, приподнимая за подбородок опухшее от слез, безусое и безбородое лицо, на котором страх словно размыл всякую определенность черт.

(Пухлые губы дрожат, изжелта-серые глаза смотрят недоумевающе: «Имя? Но ведь у отступника, предавшего свой Род, имени нет».)

– Какое имя было тебе дано при Посвящении?

Еле слышный шепот:

– Касс.

Аймик не отрываясь смотрел прямо в глаза Касса, входил сквозь них в его душу и судьбу. Появился и исчез запах прелых листьев; побывавший в Межмирье больше не нуждался в этом предварении Истинного видения… Еще одно внутреннее усилие… МИГ ОЗАРЕНИЯ, ОТКРЫВШИЕ ВСЕ. Аймик прикрыл глаза и медленно тыльной стороной кисти отер со лба пот. Как всегда после возвращения, почти все открывшееся скомкалось, потеряло ясность, растворилось. Но то, что он хотел узнать, – осталось.

– Ты сделаешь все, что должно. И вернешь свое мужское имя. И больше не свернешь со своей Тропы. Никогда.

И, обратившись к колдуну детей Бизона, Вестник твердо сказал:

– Он не предаст.

– Приди в себя и слушай внимательно, – раздельно, слово за словом внушал колдун все еще не вышедшему из оцепенения мальчишке. – Ты прямо сейчас, такой, как есть, пойдешь туда, в горы, к Черному. Да-да, к нему, к Черному! Пойдешь и скажешь, что у того, за кем вы были посланы, имелись лук и стрелы. Что из посланных за ним не уцелел никто, кроме тебя. Но и сам он не уцелел. Этот… ваш… – колдун брезгливо поморщился, – Вожак или как его вы называли… схватился с Вестником врукопашную, и оба упали в пропасть. Все понял? Повтори.

И после того, как мальчишка дрожащим от всего пережитого голосом несколько раз повторил то, что он должен сделать и сказать, заговорил уже совсем мягко, как со своим:

– Ну вот, а теперь поешь, попей, отдохни немного – и в путь. Смотри не мешкай! Сделаешь все как надо, вернешься – и ты снова наш, не отступник, а сын Бизона по имени Касс, и никто не напомнит тебе о том, что прошло.

Сыновья Бизона молчали, не выказывая ни одобрения, ни порицания. В конце концов, колдун прав: это Тропа Вестника, и если он ошибся, – что ж, тем хуже для него.

Мальчишка ушел первым. Затем к выходу из предательского распадка, ставшего отныне Табу, потянулись и остальные. К вечеру небо вновь поголубело, и косые солнечные лучи, почти не грея, наполняли пожухлую траву и осеннюю листву каким-то особенно насыщенным светом, словно возрождали их к новой, уже не земной жизни.

Остановились на том самом месте, где Аймик свернул со своей Тропы, чтобы помочь попавшему в беду.

– Ну что ж, Вестник, – заговорил Зетт, – теперь ты видишь сам: без провожатых не обойтись. Сыновья Мамонта готовы идти с тобой до конца. Мы вместе покончим с Черным Колдуном.

– Рассчитывай и на нас, горцев, – добавил Ламон. – На меня и сына. Энгор еще не посвящен в мужчины, но Айрита, его мать, сказала: «Он должен быть там!» Мы пойдем с тобой до конца.

– И мы! – вмешался Хасси. – Давно пора покончить с этой Черной нечистью. А у меня с ним свои счеты…

Но Аймик медленно и грустно покачал головой:

– Спасибо, друзья! Если бы не вы – пропал бы Вестник. И не только я. Но дальше мне должно идти одному. Поймите: чем ближе к его логову, тем сильнее Враг… и тем слабее Защита Могучих. Отряд непременно будет выслежен, а один я могу и проскользнуть незамеченным. В схватке же с Черным бесполезны все ваши стрелы и копья. Только это. – Он коснулся тела диковинного лука, Дара Инельги. – И только одна стрела. Единственная надежда… Спасибо за все. И простите.

Помолчали. И Зетт сказал со вздохом:

– Ну что ж. Тогда будем прощаться.

Простившись с Вестником, встали на обратную тропу и сыновья Мамонта вместе с мужем Айриты. По приказу колдуна ушли и сыновья Бизона. Остались двое: колдун и Вестник.

– Я ведь помню тебя, – неожиданно сказал колдун. – А ты меня небось нет? Ну еще бы. В ту зиму, когда тебя к нам привели от Черного, ты был совсем не в себе и не смотрел ни на кого. Понимаешь… Мы, живущие рядом, стараемся с ним не ссориться. Слишком хорошо знаем: кто Черному перечит – недолго живет. А тогда и не возражал никто. Думали: что тут такого? Подержать у себя чужака, не обижать, кормить, но и не разговаривать, и делать ничего не позволять. Даже забавно… Теперь-то я вижу, понимаю: с Черным нельзя никаких дел иметь. Даже самая пустяковая его просьба – во вред Роду. Понимать-то понимаю, да что проку?

Колдун вдруг снял свою рогатую шапку, обнажив большую, до самого темени залысину, и грустно погладил бизоний мех.