Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

Земля содрогнулась. Ослепительно белая молния прочертила камень сверху вниз, погасив багровый свет. И с тяжким вздохом скала раскрылась.

Нужно спешить. Уперев лук Древних одним концом в землю, Аймик закрепил тетиву. Сделать это оказалось намного труднее, чем на обычном луке. Затем снял с плеча второй колчан с оружием Ламона и протянул его своему спутнику.

В глазах Касса – безграничный восторг:

– Вестник! Великий! Касс пойдет с тобой до конца.

– Нет, – твердо ответил Аймик. – Это моя охота. Только моя. Ты меня спас, и я этого не забуду. Но сейчас – только помешаешь.

Видя невысказанную мольбу, добавил:

– Жди.

(Хотелось отправить своего спасителя прочь, подальше от беды. Но понял: этим только напрасно его обидит. Если Дад победит – Касс обречен, где бы он ни был.)

И, достав заветную стрелу, Аймик шагнул в открывшийся проход, залитый теперь ослепительно белым светом.

Дад нараспев произносил Слова Призыва. Он не знал, кто выступит из глубин Ока Тьмы на его зов – во имя Повелителя Мух, — но догадывался: в этот раз — не один из обычных собеседников Черного Колдуна. Кто-то из Властных.

Обряд немного затягивался. Дад прекрасно знал: для успеха нужна полная сосредоточенность. Особенно сейчас, когда Путь почти пройден и настало время Призыва. Прекрасно знал – и ничего не мог с собой поделать. Его отвлекала… собственная радость: перед глазами навязчиво маячили эти два дурака, бесплодно тычущиеся в скалу, и то, что будет с ними потом…

Довольно. «Потом» — оно и будет потом; сейчас важен только Зов.

– ПРИДИ! ПРИДИ! ПРИДИ!

Во имя той, кто порождена Великой Тьмой, той, кто крадется в ночи, чья сила – боль, чья радость – отчаяние…

Поверхность Ока Тьмы стала покрываться мелкой рябью; в самой его глубине что-то заклубилось… Такие знаки Дад видел только однажды. Совсем недавно. Он понял: ПРИБЛИЖАЕТСЯ БЕЗЛИКИЙ! Его пронзила невольная дрожь; даже заклинания прервались на миг.

«…Если ты обманешь и в этот раз… Ты и представить себе не можешь, что тебя ждет…»

«Это хорошо; лучше не может быть, — убеждал себя Дад, поспешно возвращаясь к заклинаниям. – Он увидит сам, что я не обманул, он сам завершит Посвящение, и тогда…»

Громовой удар и ослепительная вспышка прервали Действо. В глаза полыхнул нестерпимый Нездешний Свет — и Дад невольно закрылся рукой.

Проклятый ублюдок! Невесть как он сумел раскрыть скалу!

Немного прихрамывая (когти черного волка все же давали о себе знать), с луком и стрелой наготове, Аймик почти бежал по открывшейся тропе. На этот раз путь был иным.

Густой мрак, встретивший Аймика в прошлый раз, был отброшен к краям расселины. Теперь духи Тьмы ярились там, прижатые к скале, бессильные вновь закрыть светлый проход, бессильные помешать Вестнику. И в этом свете было отчетливо видно: вокруг – камень, только камень, и ничего больше. Ни кустика, ни травинки. Только камень, да еще какие-то странные маслянистые лужицы, похожие на чьи-то следы. Не человека и не зверя… И трещины в стенах и на полу… не совсем трещины– знаки… Вперед. Скорее вперед.

Дад отнял руку от лица и перевел дух. Нет, это еще не конец. Сюда, к Оку Тьмы и Жертвеннику, Нездешний Свет не проник, здесь он бессилен. И пламя Тьмы хоть и померкло, но не погасло совсем. И Безликий не скрылся; он здесь, близко; нужно только помочь ему вновь подняться на поверхность Ока Тьмы, где по-прежнему горит набухший кровью Знак Властелина.

…А он, хоть и Вестник, но только человек. И придет сюда, где Сила, рассекшая скалу, не властна. Где хозяин – Дад. Тоже только человек. …Вот и встретимся. Человек с человеком.

Мада извивалась на жертвеннике, тщетно пытаясь хотя бы ослабить путы. В отличие от Дангора, заклинания не одурманили ее, она была в полном сознании. И знала, что ее ждет. И покорно ждала. И сердце ныло не от предчувствия близкого конца. От мыслей об участи сына…

И вдруг… Что-то изменилось, что-то пошло не так, не по воле Черного Колдуна и его Хозяев. Но что?

Мада лежала лицом к Оку Тьмы. Неимоверным усилием она перекатилась на другой бок – и до крови закусила губу, чтобы не закричать в третий раз. От радости.

В скале снова возник проход, сияющий так, словно Небесный Огонь, возникающий на миг, чтобы тут же ис-

чезнуть, вошел туда и застыл, не желая гаснуть. И в этом свете… Аймик! Ее муж спешил на помощь.

Свет не рассеивался – внезапно обрывался, сразу у выхода к Черному камню и жертвеннику. Аймик остановился на самой его границе.

…Все как тогда. Черное пламя. Кровавый Знак пульсирует в черной глыбе в ответ на страшные заклинания.

Но перед Черным камнем не одна – две фигуры. Один – Дад. А рядом с ним, безвольно опустив руки и склонив голову… (Неужели Дангор?)

– АЗЗАГОДД! АЗЗАГОДД! АЗЗАГОДД! Кхуту хоррог! Кхуту Аззагодд!..

Цепенеет сердце, немеют руки, потому что вот сейчас свершится последнее Действо, после которого прямо из этого Знака появится Нечто, и тогда…

Черный Колдун достает каменный клинок и передает его второму, а сам отступает в сторону. Тот, второй, поворачивается – и Аймик видит, что это и вправду Дангор, повзрослевший Дангор, ребенок Дангор, глаза его открыты, но пусты, и лицо мертво, и он с клинком в руке делает шаг в сторону, открывая светлый в черных подтеках камень-жертвенник. А на жертвеннике… …Не косуля, нет. Только… Это Мада? Мада! И она все понимает, все видит. И ждет…

СКОРЕЕ!

Аймик вскинул лук Древних… и понял, что с того места, где он стоит, пустить стрелу можно только в неподвижно стоящего сына. Дад отступил так, что повзрослевший широкоплечий Дангор оказался между ним и стрелком. Аймик попытался передвинуться влево – и Дангор, словно привязанный, сместился туда же. Вправо – то же самое.

Дад все знал! Приход Вестника не был нежданным. И тут послышался знакомый, добродушный, чуть насмешливый голос, произносящий не заклинания – обычные человеческие слова:

– Ну что, зятек, вот мы и встретились! Сам пришел – молодец. Жена, как видишь, ждет тебя не дождется. Все – как я обещал… Что же ты там застрял? Иди скорее сюда, не заставляй ее мучаться. И сыну твоему пора становиться тем, кем он должен стать. Иди же, срок настал.

Повисло молчание. Аймик облизнул пересохшие губы, не находя слов. Затем Дад заговорил вновь, уже с откровенной насмешкой:

– Ах да! У тебя же новая игрушка. И такая красивая… Кто тебе ее дал? Уж не та ли, на кого ты променял мою дочь? И наобещала небось с три короба. Ну-ну…

Веселый, рассыпчатый, чуть дребезжащий и такой заразительный смешок сменился сокрушенным вздохом.