Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

Эти-то люди и принялись обустраивать вторую половину стоянки. А потом все вместе укрепляли, обтягивали

новыми шкурами одно, самое большое жилище, вокруг которого остальные располагались незамкнутым кругом. Аймику хотелось заглянуть внутрь, но он чувствовал: излишнее любопытство здесь неуместно. Успел лишь заметить, что там внутри находится большой камень, а за ним столб. Он и не подозревал, что вскоре познакомится с этим жилищем поближе… и знакомство это окажется не слишком приятным.

Когда работы завершились и стойбище приняло обжитой вид, все люди Ворона собрались в центре, переговариваясь и время от времени посматривая на Аймика. Он не так хорошо освоил язык людей Ворона, чтобы разобрать, о чем они говорят, и от этого под их взглядами вдруг почувствовал себя… как-то неуютно. По телу пробежал мимолетный озноб, словно ему предстояло войти в холодную воду…

– Не робей! – вдруг раздалось над самым ухом. Аймик вздрогнул от неожиданности.

Кайт, это был он, дружески хлопнул чужака по плечу и повторил:

– Не робей! Церемония, понимаешь? Общая. Для всех. Начало… И ты…

Аймик понял далеко не все, но согласно кивнул. Главное ясно: предстоит какая-то церемония, и он, чужак, то ли будет принимать в ней участие, то ли, напротив, должен уйти, когда она начнется…

(…Ладно. Там будет видно; объяснят. А пока… не подавать виду, что волнуешься.)

Старик и Кайт вошли в большое жилище. Говор смолк; люди напряженно ждали чего-то важного. Аймик старался выглядеть бесстрастным, но ему казалось, что сидящие полукругом охотники, женщины и дети слышат, как колотится его сердце.

(Вот еще одна странность. На церемонии – даже дети. И он, чужак, – в центре!.. А что если Хайюрр и его сородичи правду говорили, и сейчас…)

Полог приоткрылся, и изнутри потянуло запахом дыма… Не совсем обычным запахом дыма. Старик и Кайт приблизились к Аймику и жестом велели встать на колени. У его губ появился небольшой кожаный мех.

Пей!

(Что-то кисловатое, вяжущее рот… Хмелюга? Должно быть, она…)

Повинуясь новому знаку, он разделся до пояса и вновь почувствовал, как тело охватывает неприятная дрожь. Его заставили вытянуть руки вперед и, стиснув локти и запястья, торжественно повели ко входу в странное жилище. Сзади послышалось негромкое пение.

(Чем ближе, тем сильнее колотится сердце. И запах этого дыма… Голова…)

– Иди!

На негнущихся ногах он вошел внутрь. Сноп света падал сквозь дымовое отверстие прямо на камень, на котором курилась какая-то трава. Столб был сплошь покрыт резьбой и росписями… не то узоры, не то личины, свивающиеся, переходящие одна в другую… (Красное!.. Конечно, кровь… И сейчас, сейчас…) Кружилась голова. Кажется, его подвели к камню, заставили нагнуться… Запах горящей травы, казалось, пропитал его всего насквозь, и вначале голова так закружилось, а тело так ослабло, что Аймик подумал: «Все! Конец!» – но тут…

…пришла необычная легкость. И ясность мысли. И острота зрения. Он вдруг стал различать каждую пылинку в падающем сверху столбе света, переливающегося множеством доселе невиданных красок. И понял, что каждая пылинка – такое же существо, как он сам, и сам он сейчас полетит вместе с ними…

СТОЛБ! Не только причудливые росписи на нем – он сам ожил, и стало понятно, что это – часть Червя… (Ну конечно, того самого Великого Червя!) …И он хочет дотянуться, сжать чужака в своих кольцах, и его уже толкают туда, в эти кольца, и он уже ощущает холодное, липкое, кровавое прикосновение…

…Пение звучит отовсюду. Кровавые руки тянутся к его груди, чтобы… …ВЫРВАТЬ СЕРДЦЕ!

Аймик приходит в себя. Он сидит на пожухлой осенней траве, и осеннее, нежаркое, но такое радостное солнце обливает его тело, мокрое от пота. И на груди – ни раны, ни царапины; только спиралеобразный Знак, нанесенный то ли красной краской, то ли действительно кровью… Но не его собственной. И сидящие полукругом люди что-то поют, а в их лицах – никакой угрозы, только понимание и сочувствие…

Старик и Кайт, осторожно поддерживая под локти, помогают ему встать на ноги.

– Ну вот, – говорит Кайт. – Теперь ты можешь спокойно зимовать вместе с нами, как гость, под любым кровом. Но я предлагаю тебе место в моем жилище. Согласен?

Аймик кивнул и хрипло произнес слова благодарности. До сих пор он спал под открытым небом и никто не предлагал разделить свой кров.

(Аймику показалось, что после церемонии он стал лучше понимать язык людей Ворона.)

Позднее Кайт объяснил:

– Гость издалека – желанный гость, дорогой гость. Но на дальнем пути к нему могут пристать злые духи. Их нужно прогнать – всем вместе, с помощью наших покровителей. Что мы и сделали. И улыбнулся:

– А ты молодец; все делал как надо. И наши Духи к тебе благосклонны.

Много чуждого в жизни степняков, но есть и сходное. Большой Праздник, осенние Свадьбы – это везде, это понятно. Вот и здесь: через несколько дней после того, как Аймик побывал в жилище Духов , на стойбище людей Ворона пришли чужие, видимо соседи, и был обмен дарами, и были шутливые перебранки, и сытное пиршество, и плясы. (По своему порядку, конечно, о котором Аймик и ведать не мог. А его не только не отталкивали – затягивали в круг, подбадривали хлопками и выкриками. ) И еще одно заметил Аймик на этом празднестве, заметил и… смутился. И ввела его в смущение та черноглазая, что на Айюгу похожа… Элана, старшая дочь Кайта, только этой весной Посвящение прошедшая…

После Главного Пляса (так понял Аймик) юноши к девушкам подходить стали, говорили о чем-то… То ли здесь сразу так жен выбирают, то ли первый сговор, – Аймику неведомо. А только заметил он: к Элане один за другим трое подошли, но она в ответ только головой качала. Третий был настойчив, а Черноглазка все отказывалась да отказывалась. А потом возьми да покажи пальцем прямо на Аймика! Встретилась с ним глазами, заметила, что чужак смущен, и расхохоталась.

Всю зиму Аймик вглядывался, вслушивался, вживался в жизнь степняков. Чужую. Непонятную. Но, как ни странно, чем-то привлекательную. Может быть, лишь тем привлекательную, что эта жизнь, столь отличная от всего прежнего (дети Тигрольва и дети Сизой Горлицы все-таки ближе друг к другу), отодвигала вглубь прежнюю боль и обиду, еще недавно такую острую. Старая рана зарубцовывалась; новая тропа была еще не ясна: он дошел до юга, и что дальше?

Есть сходное, но и оно иное. Семейная жизнь здесь больше похожа на то, что Аймик помнил по своей родной общине или, скорее, даже по общине детей Волка, чем на то, с чем пришлось ему столкнуться у детей Сизой Горлицы: у каждой семьи – свое жилище; в нем живут муж, жена и дети, а подчас и неженатый брат, и кто-то из стариков родителей. Однако здешние женщины не только не запуганы своими мужьями; порой кажется – они еще свободнее, чем жены и сестры сыновей Волка. Даже мелькала странная мысль: уж не они ли здесь верховодят?