Дмитрий Скирюк - Осенний Лис

Жуга покачал головой:

— Ты уже слышал мой ответ, — сказал он. — Уходи.

«Тогда умрите оба!»

Жуга едва успел вскинуть посох, защищая горло — клыки с голодным хрустом вошли в деревяшку. Увесистое тело рухнуло сверху, скребя когтями полушубок, и оба, сцепившись, повалились на снег. Посох извернулся для удара. Пес тут же прыгнул в сторону, и в тот же миг, как будто рухнула незримая стена, со всех сторон с воем повалили собаки.

— Дьердь, берегись! — вскричал Жуга.

Предупрежденье оказалось лишним: слепой вскочил, как будто только этого и ждал, отбросил ножны прочь, и сабля засвистела в воздухе, плетя стальное кружево. Первые капли крови упали на темный снег. Опередив других, большая рыжая собака прыгнула с разбегу, целясь человеку в горло, и рухнула с наполовину отсеченной головой. Дьердь бился яростно, отчаянно, ища врага на слух, на запах мокрой шерсти, по дуновенью воздуха, по сотрясению земли, и собаки невольно сдали назад, ворча и огрызаясь.

Вожак был тоже здесь — везде и словно бы нигде, не дрался — танцевал, невидимый в ночи, он ускользал в последний миг и снова нападал. Ни посохом, ни саблей его было не достать. Удары уходили в пустоту, в то время как клыки все чаще находили свою цель. Царвули у Жуги окрасились кровавым.

И вдруг все кончилось.

Вся стая ринулась назад, и через несколько секунд лишь разрубленное тело да следы на снегу напоминали о безумной схватке.

Дьердь опустил окровавленный клинок и повернулся к Жуге.

— Что все это значит?

— Сейчас… Погоди…

Пятная кровью снег, он спешно собрал раскиданный в драке костер, раздул огонь и отбросил кафтан.

— Ну, как он там? — спросил Дьердь.

— Жив… Ни одна собака не смогла подобраться. — Травник поднял взгляд и только теперь заметил, что Дьердь сорвал повязку с глаз. — Неужто, снова видишь, Дьердь? — сказал Жуга, вставая. — Не знаю, что бы я и делал без тебя.

Дьердь помолчал, прежде чем ответить.

— Не вижу я, Жуга, — сказал он наконец. — Ни черта я не вижу…

Из воспаленных, красных глаз его, двумя блестящими дорожками сочились слезы.

Уснуть в ту ночь Жуга так и не отважился.

— А вот скажи-ка мне, чего ж он до сих пор-то человек?

— Эк спросил… Ну откуда же мне-то знать? Может, слаб он еще, а может, луна пошла на ущерб, вот и не получается у него…

— А волком, значит, серебро его не возьмет?

— Дед Вазах как-то говорил, что будто бы нет.

— А над собой он, стало быть, не волен?

— Ну, да. Само все происходит…

— Дела-а…

Два человека шли вдоль леса по дороге. Тащили на носилках третьего. Соорудить носилки поделился мыслью Дьердь, решив тем самым две проблемы сразу — нести найденыша вдвоем было куда как легче, да и поводырь теперь не требовался. Похолодало, дорога подмерзла. Шли они все больше по обочине и за день отмахали шесть, а то и семь верст, что для обоих было достиженьем немалым — шутка ли сказать! — слепой да хромой, да еще с такой ношей…

Собак не видно было и почти не слышно, лишь изредка и где-то далеко вдруг раздавался хриплый лай. Ни Дьердь, ни Жуга не сомневались, что в покое их оставили ненадолго. Во всяком случае, не позже следующей ночи следовало ждать непрошенных гостей.

Зимородок проснулся только под утро, сжевал кусок хлеба и, выпив настоя, уснул. Дьердь шел с новой повязкой на глазах, и лишь ругался втихомолку, когда спотыкался.

— Помнится мне, у тебя ножи когда-то были в посохе, — сказал вдруг он Жуге. — Чего ж ты дрался-то без крови?

— Ну, были, — хмыкнул тот. — Да только вынул я их. А то, не дай бог, в драке распалюсь, да и прибью ненароком кого-нибудь. Да и в городе, если стража заметит, хлопот не оберешься.

— Ну, так и что с того?

— Ну… Я ж не воевать иду.

— Вот как? Ну-ну… — Он помолчал. — Тогда давай, лечи меня скорее, Лис, а то и впрямь ведь на куски порвут. Сослепу-то много ли повоюешь! А к слову говоря, кто они, собаки эти?

— Да черт их разберет… — Жуга поудобнее перехватил смолистые рукоятки носилок и обернулся посмотреть, не сильно ли при том тряхнуло Зимородка. — Сбежали в лес, да одичали там.

— Ты, вроде, называл кого-то псом дождя, — напомнил Дьердь.

— Ну, может, называл, — ответил неохотно тот.

— И говорил как будто с кем-то перед дракой. С ними что, человек что ли был?

— Да не было там с ними никого, — ответил Жуга, и прежде чем слепой успел спросить его о чем-нибудь, скомандовал: — Опускай. Сюда вот, да… Здесь и остановимся.

Вновь запылал костер. Темнело быстро. День, ветренный, не по-весеннему холодный, пригнал с собою облака. Луна, как путник на болоте, совсем увязла в этих темных клочьях, лишь изредка проглядывал сквозь них ее неровный желтый лик. Жуга молчал. Молчал и Дьердь, как будто чуя бесполезность дальнейших расспросов. Найденыш, что назвался Зимородком, пришел в себя и даже вроде бы набрался сил — полулежал сейчас недвижно у костра, смотрел в огонь и лишь порою вздрагивал, настороженно вслушиваясь в ночь.

— Откуда ты? — спросил его Жуга.

— Из местных я, — ответил тот и отвернулся; и это было все, что удалось Жуге о нем узнать. И лишь потом, спустя почти что два часа, он снова подал голос.

Он зарычал.

Жуга поспешно огляделся, вздрогнул: пес был тут. Сидел у самого края поляны, почти совсем невидимый вне светового круга, и лишь глаза блестели зеленым.

Парнишка дернулся к нему, и Жуга поспешно ухватил его за ворот рубахи.

— Куда тебя несет?!

— Пусти!

— Сдохнешь! — рявкнул тот, швырнул его обратно на расстеленный тулуп: сиди, мол, где сидишь, и повернулся к вожаку.

— Чего пришел?

Дьердь подобрался ближе и молча обнажил клинок.

Пес посмотрел на Дьердя, на Жугу, зевнул и лег медлительно на снег. Осклабился в усмешке.

«Нашел себе нового дружка?»

— Тебе какое дело до моих друзей? — Жуга взглянул на Зимородка, снова посмотрел на пса. — Чего ж ты не привел свою ораву?

«Похолодало, — был ответ. — Они придут потом».

— Так значит, ты один?

«Мне некуда спешить», — ответил пес.

— Ах вот оно что… — Жуга нахмурился. — Надумал нас измором взять?

«Угадал, — пес посмотрел на Зимородка. — Пусти его. Сам видишь, как он хочет драться».

Жуга лишь криво усмехнулся.

— Достойную же добычу ты выбрал, нечего сказать… — Он помолчал. — Труд невелик — подранка добивать. За что ты так его ненавидишь?

Вожак ощерил клыки:

«Он — зимородок! отравная кровь, дурное семя! Он умрет!»

— Отравная кровь? — озадаченно переспросил Жуга. — Дурное… Бог мой! — Жуга вдруг переменился в лице. — И сколько же подруг он у тебя отбил?

«Молчи, щенок!»— пес даже подскочил, рыча от ярости.

— А, стало быть, я прав!

Пес повернулся и исчез в мгновенье ока — ни шелеста кустов, ни хруста листьев, лишь напоследок донеслось из темноты: