Дмитрий Скирюк - Драконовы сны

— Разве тебе мало? — Олле поднял бровь. — А впрочем, ладно, мне не жалко, вот: ищи то место, где гнездятся копья.

— Гнездятся… копья? — с недоуменьем повторил Жуга. — Ты с ума сошёл! — он стукнул в борт обеими руками. — Неужели ты не можешь хоть раз помочь мне нормально, по-человечески?

В этот миг сквозь посвист ветра и грохот волн до травника донёсся отдалённый звон. Жуга напряг слух.

— Что это?

— Колокол, — ответил тот спокойно, как ни в чём не бывало.

— Что? — травник вскинулся, нахмурил брови. — Какой колокол? Откуда здесь колокол? Мы близко к берегу? Зачем он звонит?

В его голосе проскальзывали нотки истерики. Олле взглянул на травника как-то странно и пожал плечами.

— Никогда, — сказал он, — не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе. А потому — просыпайся, Лис. Игра продолжается.

И Олле исчез.

Жуга открыл глаза и сел, растерянно оглядываясь. Размял затёкшую ногу, поморщился. Было темно. Корабль мчался в ночь. Сквозь дымчатые перья облаков проглядывали звёзды и луна. Злой ветер и не думал утихать, нёс брызги, снежную крупу и дыбил волны. Хлопья пены залетали на палубу. На возвышении у кормы светил фонарь, заправленный китовым маслом. За кормовым веслом стоял Хуфнагель и тревожно вслушивался в грохотанье бури. В зубах его теплилась трубка.

— Гальберт! Ты слышал что-нибудь? — окликнул его травник.

— Дык это… вроде, как звонят где-то, — неуверенно сказал тот и так же неуверенно добавил: — А могёт, и не звонят, а только блазнит. Ветер потому что. — Он потянул носом воздух. — Ого, и снег кажись пошёл! После табаку не сразу почуешь, идёт снег или нет. Моя-то дома запрещает мне курить…

— Да помолчи ты!

Ветер на мгновение притих, и травник отчётливо услыхал очередной удар колокола. В оцепенении Жуга взглянул на Гальберта, затем бросился к Яльмару и принялся его трясти.

— Яльмар! Яльмар, очнись!

— А? что? — варяг, ещё не до конца проснувшись, завертел головой и пошарил рукой под лавкой в поисках топора. — А, это ты… Чего орёшь? Где мы?

— Слушай!

Придерживая хлопающий на ветру плащ, Яльмар перебрался на нос корабля. Долго всматривался в хаос бушующих волн. Удары колокола слышались всё отчётливее. С минуту Яльмар молча слушал их, нахмурив лоб и что-то вспоминая, затем лицо его вдруг исказилось пониманием, он охнул и, не глядя под ноги, прямо по телам спящих понёсся на корму.

— Маяк! — взревел он, перекрикивая бурю. Оттолкнул Хуфнагеля и навалился на весло, разворачивая корабль. — Это Дуврский маяк! Это мели Гудвина, нас несёт прямо на них!

Парус хлопнул и заполоскал. Обвис. Кнорр развернуло, закачало на волне. Гальберт не удержался на скользкой палубе и со всего маху сел на скамью.

— Дык как же… Дык ведь буря, я же…

— Ты остолоп, Гальберт! — рявкнул Яльмар. — За это убивать надо! Я тебе второй раз сам башку прошибу, прежде чем нас затянут пески. Эй, подымайтесь! Подымайтесь! Спускайте парус! Живее, если жить хотите!

Ночь наполнилась топотом и суетой. Мореходы опомнились быстро. Блеснула сталь — кто-то выхватил меч и, не тратя время на распутывание узлов, перерубил канат. Мокрое полотнище паруса скользнуло вниз, рей стукнул о борта. Четыре человека быстро завернули парус и уложили вдоль палубы, остальные спешно занимали свои места и разбирали вёсла. Жуга поспешил к своей скамье. Столкнулся по пути с Вильямом.

— Что стряслось?

— Не знаю! — крикнул он, запихивая непослушное весло в уключину. — Бьёт колокол. Яльмар говорит, что там мель, какие-то пески…

— Пески… Мели Гудвина?! — Вильям сделался лицом белей своих бинтов.

— Да, точно, мели Гудвина, — весло наконец-то встало на место, травник уселся и принялся грести, в меру сил стараясь попадать в общий ритм. Раненая рука заболела пуще прежнего, весло пружинило и вырвалось из рук.

— Мы пропали, — простонал бард, бессильно опустившись на скамью. — Если это так, тогда мы пропали…

— Не хнычь, бери весло! — рявкнул травник. Очередная волна ударила в борт, и брызги окатили их обоих с ног до головы. — Греби, мать твою! Греби!!!

Теперь корабль шёл наперерез волне и ветру, качаясь вдоль и поперёк. Яльмар передал руль Хуфнагелю, погрозил ему для верности кулаком размером с барабан и тоже сел за вёсла. Гребли все, даже Герта. Лицо Вильяма покраснело от натуги, толстяк Винцент хрипло ругался через стиснутые зубы. Раненых оставили на попеченье Орге — маленький гном, несмотря на свою силу и выносливость, не доставал до весла. Тила Яльмар тоже отогнал присматривать за Риком.

— Что всё это значит? — спросил Жуга у Вильяма. — Что там такое?

— Гудвин сэндс… — мучительно выдохнул тот в коротких паузах между гребками. Вытер о плечо солёные брызги со щеки. — Сэр Гудвин… пожиратель кораблей…

— Что?

— Ничего… Там мель, движущиеся пески. Засасывают всё, что туда попадает. Там ежегодно гибнут корабли, оттуда… невозможно выбраться. Там, друг на друге лежат когги и драккары викингов, дромоны… и шебеки рыцарей, рыбачьи баркасы и шнявы, а ещё глубже, придавленные их весом… покоятся римские триремы и плоты самых первых мореходов… Там… смерть…

За цветистым слогом барда не сразу улавливался страшный смысл сказанного. Вильям остался верен себе — даже в минуту опасности поэт в нём пересиливал человека. Тем не менее, травник похолодел.

— А кто звонит в колокол?

— Никто. Это плавучий маяк… Уже наверное, третий или четвёртый… Не знаю, сколько их было, их все поглотили пески… Раскачивает волнами… Звонит… Предупреждает об опасности… — Вильям на краткое мгновение примолк, затем втихую истерически хихикнул. — Сказать по-честному, Жуга, хоть и не хочется, а только мы — в глубокой жопе.

— Ничего. Бездонных задниц не бывает, авось выберемся… Греби!

Миновал час. Потом другой. Занимался медленный морской рассвет. Мореходы постепенно выбивались из сил. Яльмар грёб так, что трещало весло, и то и дело оглядывался. Судя по выражению его лица, дела обстояли всё хуже и хуже. Несмотря на все усилия гребцов звон страшного колокола приближался. Ветер не утихал, тёмные валы, казалось, стали ещё выше.

— Не выгребем, — пробормотал он. — Шторм гонит нас обратно. Чёрт! Не может быть, чтоб дважды так не повезло. Ах, Рэйо, Рэйо… Жуга! Ты слышишь меня? Ты можешь что-нибудь сделать?

Тот не ответил. Герта взглянула на Яльмара, молча покачала головой. Во взгляде её была лишь пустота и обречённость.

— Такой шторм нам не унять, — сказала она.

— Жуга!

— Яльмар, это бесполезно! Никто не сможет проделать такое!

— К чёрту! — травник вдруг встал и отбросил весло. Рванул завязки на груди, одним движением сбросил меховую куртку, свитер и остался в одной рубахе. Набрал полную грудь воздуха, подставил брызгам лицо, с шумом выдохнул. Раскинул руки, балансируя на палубе, закрыл глаза. На краткое мгновение он сосредоточился, собираясь с мыслями, и страшным срывающимся голосом стал выкрикивать заклинания.