Лев Власенко - Рассказы: 2005-2010

— Возвращаются!

Рангсан, невредимый, стоял возле своей лошади. Он махнул рукой бирманскому послу, ловко запрыгнул в седло и, сопровождаемый эскортом, направился к городским воротам. Сердце Прая готово было разорваться. Он резко распрямился. Вновь пронеслись под ним многочисленные ступеньки, ворота открывались…

Рангсан, предвидя встречу, вел своего коня под уздцы. Он устало отмахивался от приветствий.

— О чем вы говорили? — спросил Прая, сдерживая желание обнять друга.

— Вряд ли ты услышишь от меня что-то новое или неожиданное, — проговорил Рангсан. — Я передал решение девараджи, в ответ они угрожали начать штурм.

Прая кивнул.

— Мы ведь не сдадим город, правда?

На губах друга впервые за месяцы осады заиграла настоящая, живая улыбка.

3

…Следующим утром бамар пошли на штурм. Пушечные выстрелы согнали белых аистов, свивших гнезда на остроконечных чедях храма Чай Ваттанарам. Столица ожила, отражая нападение. Прая метался по стене, подбадривая воинов и помогая им заряжать орудия.

Но всего несколько часов спустя все закончилось: бамар отступили за реку. Утихли победные крики восторженных защитников, рассеялся дым… Покров равнодушной обреченности вновь опустился на город.

Прая нашел своего друга у южных ворот. Рангсан сидел, прислонившись спиной к стене. Он распустил прическу, и длинные черные волосы падали на мокрое лицо, перемазанное копотью.

— Мне даже жаль, что они прекратили штурм, — пожаловался он.

— Это была вылазка. Они снова будут атаковать — мы снова отобьем их, — пообещал Прая.

Рангсан заметным усилием заставил себя подняться, усталость и старые травмы давали знать о себе — его хромота была заметнее обычного. Мимо них пронесли раненного. Из его ноги, пробитой вражеской пулей, хлестала кровь.

— С каждым днем людям все труднее пробуждаться от дурного сна, в который превратилась их жизнь, — сказал Рангсан. — «Пусть бирманцы скорее возьмут город, тогда все закончится…», — шепчут на стенах солдаты. Никто из них не верит в нашу победу.

Усталые горожане спускали на веревках развороченную пушку, другие вытирали кровь — красную на красном камне стен. Медленно, как в забытьи, исхудалый юноша в изодранной одежде собирал стрелы. Левой рукой он прижимал к себе уже целую охапку. Остановившись рядом с трупом солдата, он стал равнодушно вытаскивать стрелу, застрявшую у того в груди. Прая отвернулся и нахмурился, на его крутых скулах заходили желваки.

— Они будут морить нас голодом. Вслед за безразличием и увяданием неизбежно приходит смерть, — произнес Рангсан и добавил. — Лучше бы Аютии погибнуть в бою… Город напоминает покойника, которого не предали огню. Еще немного и он начнет гнить. Можно ли считать убийцей того, кто подносит факел к погребальному костру?..

— Разве Аютия увядает? — удивился Прая. — Ты считаешь, что наш прекрасный город сгнил? Напротив, его храмы великолепны, рынки и улицы полнятся людьми. Всюду движение, всюду жизнь!

— Город умирает, — безжалостно отрезал Рангсан. — Пройдут дни осады, и неизбежно остановится поток жизни, которым ты восхищаешься. Не лучше ли погибнуть в зените силы и славы, чем ждать медленного конца? Смерть в расцвете сил оплакивается как тяжелая потеря, но лишь она дарует подлинное бессмертие.

— Разве смерть может даровать бессмертие? — улыбнулся Прая.

— «Истинно разумный человек покидает этот мир, побеждая смерть».

Его друг любил загадки и афоризмы. Умение играть словами, которым Рангсан обладал в полной мере, не раз приводило в восторг учителей. Но Прая давно отчаялся понять, верит ли сам Рангсан хотя бы в часть тех страшных истин, которые он открывал с такой беспечной легкостью.

— Разумеется, — вот и сейчас он сохранял безразличие к смыслу своих слов, — смерть означает конец существования, а бессмертие — переход к новой форме бытия. Для этого превращения нить жизни неизбежно должна оборваться…

— Но как ты можешь знать, что твоя смерть примет ожидаемую форму? Тысячи людей гибнут ежедневно в забытье — и далеко не все умирают дряхлыми стариками.

— Это определяется тем, какой именно смертью ты умрешь.

— Боюсь, наш старый учитель не одобрил бы подобные разговоры, — усмехнулся Прая. — Ты предлагаешь достичь пробуждения через смерть вопреки всяким канонам.

— Вот как? — хмыкнул Рангсан. — Но ведь я говорю именно о смерти, которая служит доказательством бытия. Мое просветление достигается через мгновенье наивысшего страдания, доступного людям. Это страдание — гибель в момент расцвета.

— В твоих рассуждениях есть серьезный изъян, — довольный своей догадкой, Прая улыбнулся. Ему не часто удавалось противостоять доводам Рангсана. — Ощущение этого страдания будет искажено тем, что ты жаждешь его, как все живые существа неосознанно тянутся к просветлению. Блаженство осознания близости нирваны затмит для тебя момент наивысшего страдания.

К его удивлению, Рангсан легко согласился.

— Что ж, значит, я еще не заслужил нирваны.

— Как насчет визита к Соладе? — подмигнул Прая. — Его ты заслужил?

— Да… визит к Соладе Маи — это как раз то, что мне сейчас нужно.

4

Они встретились поздним вечером у храма Махатат. Прая сменил грязный мундир на просторные зеленые одежды, Рангсан щеголял в золотом кафтане, расшитом распускающимися лотосами.

Обменявшись короткими приветствиями, друзья направились к дому Солады Маи по широкой пустынной улице, протянувшейся вдоль внутренней стены, за которой располагался Большой Дворец. Заморосил теплый ночной дождь, который в это время года мог легко перерасти в ливень. Рангсан предложил укрыться под кровлей окружающих Махатат храмовых построек. Они остановились под широкой крышей одного из приземистых зданий. Тяжелые капли срывались с черепицы и разбивались о землю с мелодичным звоном. Статуи львов и птицелюдей-кинар вокруг храма почернели от воды.

— Ты слышишь? — внезапно спросил Рангсан.

Прая поднял голову, оторвавшись от созерцания блестящих струй вечернего дождя.

— Голоса, — подтвердил он. — И топот ног. Солдаты маршируют.

Друзья обошли свое укрытие, и вышли на небольшую прямоугольную площадку. Там, не обращая внимания на ливень, маршировали королевские гвардейцы. На высоком деревянном пороге, свесив ноги, сидел француз.

Он был совсем не похож на изображения фаранг [2] Аютия — тайское государство со столицей в одноименном городе, существовавшее с 1351 по 1767 годы. , которые Прая видел на мемориальной плите у могилы старого девараджи. Вместо причудливой пышной прически — коротко стриженные светлые волосы, пучки волос на скверно выбритых щеках. От некогда богатой одежды остались только высокие черные сапоги и пестрящий заплатками суконный мундир с золотыми галунами.