Александра Лисина - Танцы во льдах

У меня мгновенно побелели руки, молниеносно преобразилось лицо, вытянулись пальцы, изломалось тело, перехватило горло чуть не до хрипоты... но вместо старческого сипа оттуда вырвался тонкий хрустальный перезвон - тот самый, чужой голос, от которого даже мое сердце иногда замирало от восторга. Прямо как сейчас, когда вдруг и силы откуда-то взялись, и усталость разом испарилась. А широко распахнувшиеся глаза цвета расплавленного серебра вместо прежней непроглядной черноты вдруг отчетливо различили впереди крохотный просвет.

- Туда!

От нежного перезвона эльфийских колокольчиков у Леха странно дрогнула спина и отчетливо дернулось ухо: он хорошо знал, когда у меня ТАК меняется голос, и тоже увидел, что в небе промелькнуло желтое пятнышко. Он прямо на ходу обернулся, немедленно увидел мои побелевшие волосы и жутковато изменившееся лицо, судорожно сглотнул и резко замедлился, не в силах глаз отвести от этого кошмара. Рес и Крот, на мое счастье, бежали последними, а потому могли заметить только то, что у меня вдруг посветлела макушка, которую, к тому же, Беллри вовремя успел укрыть капюшоном - сайеши по его совету я так и не снимала. И это сейчас спасло мне жизнь - если бы эти двое только узрели, на КОГО я стала похожа, боюсь, мне бы не поздоровалось.

Однако, повторяю, эльфы были начеку и вовремя подхватили меня под руки. Темпа при этом мы почти не потеряли, но у меня хотя бы появилось время прийти в себя и с проклятиями натянуть перчатки, одновременно поддергивая под подбородком завязки эльфийского плаща. Уф-ф-ф, кажется, и на этот раз обошлось: луна снова скрылась, небо окончательно потемнело, а мы все еще бежим и, судя по всему, уже почти выбрались из чащи.

Наконец-то!

Я с такой радостью встретила раскинувшееся впереди широкое раздолье, в котором не было приевшихся до оскомины, быстро мелькающих деревьев, от одного вида которых могло запросто заполучить морскую болезнь, что не удержалась от облеченного стона. Но (проклятая луна!) в такое время даже он прозвучал неправдоподобно тонко, будто рвущаяся от напряжения струна. И вот тогда-то Рес с Кротом, споткнувшись, дружно обернулись.

- Все хорошо, - прошептала я, когда эльфы так же дружно загородили меня спинами. - Я в порядке. Все нормально. Я могу идти.

- Трис? - беспокойно переступил Лех, не решаясь приблизиться.

- Я себя контролирую. Не волнуйся.

- Тебе больно?

- Почти нет. Идем, уже близко.

- Да, - медленно кивнул Лех, поворачиваясь к широкой равнине, раскинувшейся под ногами. - Очень близко. И опасности больше нет - сюда никакой одиночка не сунется, так что можно не спешить: нежить не любит открытых мест.

Я облегченно перевела дух: надо же, он встревожился лишь от того, что решил, будто мне снова плохо. Испугался, что побратимы увидят ненужное, но эльфы не подвели - вовремя натянули сайеши и закрыли от луны, так что сейчас я почти в порядке. Волосы снова черные, руки обычные, пропорции тела вернулись к прежним. Правда, голос еще тонковат и глаза ненормально блестят, но, надеюсь, спишут на мои странные способности. А к утру само пройдет.

Осторожно отстранив напряженных эльфов, успокаивающе кивнула обоим, незаметно пожала руку Беллри, благодаря за заботу, и следом за Лехом подошла к краю холма, на которую нас вывела очередная звериная тропа. Так же медленно, как и он, взглянула вниз и углядела, наконец, один из фортов Патруля - знаменитый Торрот, о котором столько слышала.

Собственно, это был даже не форт, а самый настоящий городок, только полностью каменный, снаружи тщательно отгороженный от леса широкой полосой старательно выжженной земли и искусно выстроенными (тремя!) валами, поверх которых стояли тщательно заточенные осиные колья. Вдоль наружной стены высился такой же высокий и удивительно плотный частокол из все той же осины. Поблескивали вместо сучков крохотные капельки металлических штырей (серебро; и много!). Снаружи угрожающе щерились такие же стальные штыри, подозрительно блестевшие в темноте. И лишь по торчащим сверху сторожевым башенкам можно угадать, что на самом деле за деревом скрывается прочный камень. А еще - по тяжелым металлическим воротам, которые хрупкой осинке никак не под силу удерживать на себе.

Сейчас, ближе к ночи, ворота плотно закрыты, тускло посверкивают в темноте серебряными заклепками и широкими полосами из чистого серебра, о которые обожжется любая нечисть. На башнях и вдоль всей стены горят многочисленные факелы, беспрестанно мелькают чьи-то тени, блестят остроконечные шлемы и грозно сияет сталь в умелых руках стражей. За стенами смутно угадываются очертания невысоких домов, несколько коротких и идеально прямых улиц, круглая площадь в центре, где давно уже не видно привычной суеты, и множество деревянных строений совсем иного назначения: конюшни, оружейни, кузни, казармы, снова оружейни... и повсюду можно разглядеть слабые огоньки от зажженных свечей или уличных фонарей, которых здесь, на самой окраине Симпала, было гораздо больше, чем в богатой и кичащейся роскошью Ларессе.

Но даже сейчас Торрот не спал. Нет. Кажется, он никогда не спит, а если и дремлет иногда, то неглубоко, очень легко и чутко, как готовый к нападению бойцовый пес, которому не сегодня-завтра снова идти на арену: подтверждать заслуженное звание победителя. Торрот - военный город. Точнее, город-форт, надежный заслон мирных жителей от кишащей вокруг нечисти, который уже много веков стоит на страже чужого покоя и всегда готов вступить в бой, как тот пес. В любой день, в любой час и с любым противником. Благо большая часть его жителей - отменные воины, которые по тревоге способны собраться и встать на стены за одно лишь деление мерной свечи. А здешние стены без всякого преувеличения способны выдержать даже прямой удар гномьего тарана, что для столь небольшой крепости приравнивалось к настоящему подвигу. Не говоря уж о вездесущей осине (которой, судя по всему, обиты даже люльки младенцев) и больно жалящем серебре, которого в колчанах местных лучников было поболе, чем в кошельках иных зажиточных граждан столицы.

Окончательно придя в себя, я следом за Лехом спустилась к подножию. За кобылу уже не беспокоилась: Шиалл вежливо, но твердо отстранил меня от почетного звания конюха и сделал все сам, умело и ловко спустив по крутому склону пугливо всхрапывающее животное. Я не возражала - с конями у меня никогда не получалось гладко, да и, признаться, сроки близкого общения между нами как-то не позволяли считать себя умелой наездницей, не говоря уж о чем-то большем. Так что я спокойно переложила эту сомнительную честь на более опытного спутника и, не беспокоясь больше ни о чем, подошла к терпеливо поджидающему Леху.