Ричард Кнаак - Весы змея

Он начал двигаться по направлению к нему… А потом увидел, что другие фигуры движутся к нему из тёмных уголков задней части залы. Интересно, когда начнёт действовать старший жрец? Судя по тому, что Ульдиссиан успел усвоить о внутренней работе Триединого, во всех меньших храмах над тремя орденами наблюдал один священник от Мефиса, Диалона либо от Балы. Ему подчинялись три меньших жреца, каждый из которых служил своей вере. Только в главном храме возле Кеджана можно было найти трёх высших жрецов — теперь двоих, ведь Малик недавно умер, — которые правили всей сектой во имя Примаса.

Крупная плешивая фигура в серых и кроваво-красных мантиях почти с безразличием указала на Ульдиссиана. В тот же миг дюжина прислужников, чьи одежды представляли все три ордена, подняли свои руки ладонями вверх и начали читать заклинание.

Ульдиссиан почувствовал, что его окутывает невероятный холод, но достаточно было пожелать, чтобы он исчез, и проблемы быстро не стало. Жрецы сбились в чтении, только их предводителя, судя по всему, не встревожила неудача. Он презрительно поглядел на ближайшую пару, которая нервно стала продолжать чтение заклинания, подхваченное вскоре их собратьями.

— Умолкните, — нетерпеливо пробормотал Ульдиссиан.

Чтение прекратилось, хотя жрецы и продолжали ещё несколько секунд открывать и закрывать свои рты, не сразу сообразив, что потеряли голос.

Короткое удивлённое хмыканье вырвалось у старшего жреца. Он достал из-под своей мантии маленький синеватый камень. По-видимому, это было сигнал его подопечным сделать то же самое.

В последний раз такими камешками орудовал Малик, и в тот раз выяснилось, что эти самоцветы являются определённым методом призыва демонов, подчинённых воле призывателя. Во время той битвы Лилит тайным образом вмешалась, немедленно устранив самого смертоносного демона и присовокупив свои силы к его, чтобы помочь сражаться с остальными, в то время как он думал, что действует сам. Хотя Ульдиссиан теперь больше доверял собственным силам, он не видел смысла в том, чтобы дожидаться угрозы, если можно было довольно быстро её убрать.

Он сжал кулак.

Один из младших жрецов закричал: самоцвет, который он держал, ярко вспыхнул. Надо отдать им должное, остальные отреагировали мгновенно, выпустив камни из рук. Даже тогда остальные пострадали от некоторых ожогов, но это было ничто по сравнению с ужасной участью первого. Он упал на колени, рыдая и сжимая обуглившуюся культяпку, которая была его рукой.

Старший жрец фыркнул — снова странная реакция. Он нисколько не был впечатлён и отбросил свой самоцвет даже прежде, чем Ульдиссиан покончил с первым.

Хмурясь, Ульдиссиан посмотрел на него… Посмотрел на то, что находилось за пределами зрения смертных.

И тогда он узнал…

Старший жрец, по-видимому, тоже это понял. «Думаю, они больше не понадобятся, — объявил плешивый человек. Он посмотрел на своих лакеев. — Можете умереть».

Они посмотрели на него, совершенно сбитые с толку. Ульдиссиан испытывал к ним некоторое сочувствие… Но не большое. Они добровольно отдавали кровь и души живых своим тёмным хозяевам.

Жрецы повалились, как один. Они не закричали, у них даже не было времени на очередной вздох. На их телах не было отметин за исключением полученных ожогов.

Почему-то Ульдиссиан тут же оглядел тени, где скрывался демон-паук. Инстинктивно он знал, что тени теперь пустуют, их тревожащий обитатель, судя по всему, сбежал куда-то во время противостояния фигурам в мантиях.

— Дорогой Астрога — самый послушный, — сказал старший жрец на удивление женственным голосом. — Когда Примас приказывает ему немедленно уйти, он делает это без вопросов.

— А он понимает, что его Примас — больше не Люцион, а сестра Люциона? — Ульдиссиан посмотрел в глаза противнику. — Так ведь, Лилит?

Она посмотрела на него с вожделением, что было бы очень соблазнительно, не будь у неё тела потного, тучного мужчины.

— Страх многих делает незрячими, как и любовь, любовь моя…

— Никакой любви между нами нет, Лилит. Только ложь и ненависть.

Жрец надул губы.

— О, мой дорогой Ульдиссиан, это из-за бедного платья на мне? Это можно поправить. Мы одни, и глупец своё дело сделал…

Бурное зелёное пламя встало вокруг тучной фигуры. Ульдиссиан заслонился рукой от яркого света, сопровождающего это неестественное горение. Когда его глаза привыкли, он увидел, что одежды и волосы жреца быстро сворачиваются и превращаются в пепел. Изобилующая плоть мужчины почернела и запеклась. Пылающие куски отпадали от него на пол, выявляя сухожилия, мускулы и кости.

Лицо выгорело, на его месте был бутафорский череп, ещё некоторое время удерживающий глазные яблоки. Тем не менее, они съёжились в глазницах сразу, как только ужасная фигура сделала шаг по направлению к человеку.

— В конце концов, для тебя я хочу выглядеть как можно лучше, — проворковал горящий скелет. К этому времени пламя пожрало уже всё кроме костей, и даже те быстро исчезали. При этом Ульдиссиан заметил, что под растрескавшейся костью мелькает изумрудная ткань и бледная кожа. Ноги надломились, из них распустилась изящная юбка, под которой всё лучше видны были женские ноги. Грудная клетка прорвалась, на её месте оказался лиф знакомого изящного платья, который также открывал очень женственные формы.

Из задней части тёмного черепа вырвались густые золотистые волосы и ниспали вниз. Последним исчезло выжженное лицо несчастного жреца. Отпала нижняя челюсть, затем остальное.

С вытянутыми руками она стояла перед ним во всём своём великолепии. Несмотря на все заявления Ульдиссиан почувствовал, что у него ёкнуло в груди. Ненароком с его губ сорвалось имя, под которым он лучше знал эту чудесную фигуру: «Лилия» .

Она улыбнулась ему так, как, вспомнил он, улыбалась она ему тогда, когда они впервые встретились.

— Дорогой, милый Ульдиссиан! — красивая женщина ещё дальше протянула свои тонкие, идеальные руки. — Приди, возьми меня в свои сильные руки…

Его тело двинулось вперёд ещё до того, как реальность накрыла всей своей тяжестью. Сын Диомеда ругнулся, и его ругательство поразило собеседницу.

— Какое красочное построение фразы! Тебе стоит развить эту черту, дорогой Ульдиссиан! Она добавляет мужественности!

Он сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели.

— Довольно насмешек, Лилит! Довольно загадок! Это лицо такое же не твоё, как и лицо жреца или Примаса! Ты стоишь передо мной, так стой же от своего имени, демон!

Она захихикала:

— Как тебе больше нравится, любовь моя!

В отличие от театрального разбора тела жреца, переход от «Лилии» к настоящей Лилит был почти мгновенным. Алая аура мигом охватила аристократическую красавицу — и в следующий миг сама демон стояла на её месте.