Ричард Кнаак - Право по рождению

Но это всё ещё не был истинный он. Незнакомое чувство охватило Пророка. Желание. Желание созерцать его давно оставленную форму. Внезапно оно стало невыносимым. Он взглянул на ближайшее отражение, вспоминая, а затем, в следующий миг, снова воплотил своё воспоминание в реальность.

Свет, который он вызвал ранее, сосредоточился над ним. Он стал таким ярким, что любой обычный человек немедленно бы ослеп независимо от того, как хорошо были бы прикрыты его глаза. Даже тогда свет продолжал усиливаться, сначала принимая вид белого жгущего пламени… А затем и вправду становясь им.

Но пламя не причиняло вреда Пророку, ибо оно было частью его, а он был частью пламени. Он купался в белом огне, позволял ему растворить ложный образ молодого человека, который он носил слишком долго.

И на том месте, где он стоял, возникла возвышающаяся фигура в капюшоне с крыльями из того же пламени, фигура, у которой не было лица в понимании человека, но чудесное излучение под длинными набегами серебристого света, форма которого даже сейчас напоминала восхитительную гриву волос, прикрытую капюшоном.

Остальное пламя отступило, давая ему вновь и вновь насладиться своим блистательным отражением. Его длинная мантия была чистым солнечным светом, его нагрудник блистал медью. Некоторые узнали бы в нём рыцаря, но, очевидно, не смертного ордена. Даже если бы пылающие крылья, которые распростёрлись почти во всю ширину комнаты, не были частью его, всякому было бы ясно, что подобные ему обычно не живут среди представителей чего-то столь низкого, как человечество. Свет, сверкающий из-под капюшона, был истинным им, уникальным совмещением чистой энергии и тонального резонанса, который выделял его даже из его прославленного рода.

И медленно он прошептал имя, которое оставил позади в тот роковой момент, имя, которое когда-то пелось во славу наивысшего из высших.

Имя, которое она часто шептала в пору любви.

ИНАРИЙ… ИНАРИЙ… — издал голос, который не был голосом, но скорее ощущением, одновременно переживаемым разумом, ухом и душой. — Я ИНАРИЙ ВНОВЬ.

И, объявив это себе, он почувствовал наплыв ликования. Он снова был Инарием, когда-то членом Совета Ангирис, когда-то военачальником небесных войск!

Когда-то восставшим против Высших Небес и Пылающего Ада…

Последнее воспоминание погасило большую часть его радости. Большую часть, но не всю. Он сделал это потому, что обе стороны настолько увлеклись противостоянием, что уже не могли видеть изначальную тщетность их борьбы. С самого зарождения реальности, когда два божественных мира стали существовать и вскоре после этого затеяли спор, их несметные силы стали воевать друг с другом за контроль над всем. Всё, что представляло ценность, становилось объектом атак и контратак, которые длились обычно до его разрушения. Ангелы — так его род называли люди — и демоны гибли тысячами, и всё во имя Совета Ангирис — который управлял Высокими Небесами — и их извечных противников, Великих Зол.

Но Инарию стало тошно от бесконечных битв, от планов и контрпланов. Ничего не было приобретено. Если бы он был главным в Совете, он бы всё устроил по-другому, но даже его брат — брат в смысле их резонансов, их бытия, который сходным образом отличался от других — не слушал разум. Даже Тираэль, который был квинтэссенцией Правосудия, не мог или не хотел понять правды.

И тогда Инарий решил выйти из борьбы. Но он не мог унять ощущения, что есть и другие, подобные ему, даже в Пылающем Аде. Вступить в контакт с такими — с теми, что были его рода или, особенно, с демонами — было довольно затруднительно, но не напрасно Инарий был членом Совета. Он понимал, как творятся козни не только здесь, но и в Пылающем Аде, и это позволило ему сбить с толку сторожевых псов тех и других. Вскоре он начал отыскивать этих инакомыслящих и тайно собирать их вокруг себя. К его удивлению, их оказалось куда больше, чем он когда-либо мечтал, тех, кто не видел смысла колотить друг друга на протяжении вечности. Что было ещё более удивительно, среди демонов был один, кто начал думать так задолго до того, как сам Инарий осмелился на такие мысли.

Она. Та, что пробудит в нём любовь, и та любовь будет ответной. Та, с кем он выкует мир — место, известное его отряду бунтовщиков как Санктуарий .

Та, которая превратит его мечту о рае в кровавый кошмар.

Инарий смотрел на отражения и вновь видел её рядом с собой. Сейчас она не предстанет в той форме, которую он помнит. Если она действительно нашла путь обратно, она примет замаскированный вид, вероятно, женский, но возможно и мужской. Она была хитроумна, притягательна… И угрожала всему, что было по праву его .

ТЫ НЕ ЗАБЕРЁШЬ У МЕНЯ САНТУАРИЙ, — заявил Инарий, обращаясь к своему воспоминанию о ней. — Я НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ СНОВА УНИЧТОЖИТЬ МОЮ МЕЧТУ! САНКТУАРИЙ И ВСЁ, ЧТО В НЁМ, НЕ БУДЕТ ПРИНАДЛЕЖАТЬ ТЕБЕ, ДАЖЕ ЕСЛИ МНЕ САМОМУ ПРИДЁТСЯ ЕГО УНИЧТОЖИТЬ… ИБО ТАКОВО МОЁ ПРАВО…

В конце концов, именно Инарий позаботился о том, чтобы всё не рухнуло после её подлого предательства. Это он нарушил планы Первичных Зол и Люциона, когда они обнаружили мир, и это благодаря ему Совет Ангирис ничего не знал о мире. Судьба этого мира и судьбы всех преходящих жизней в нём были его , а не чьи-нибудь ещё!

Ангел отпустил её образ с чувством, которое, будь он человеком, можно было бы назвать горечью, но Инарий не испытывал таких простых чувств. Конечно же, он был выше этого. Он действовал так, как того требовали обстоятельства, и только.

На самом деле Инарий уже предпринял шаги против её возвращения. Она оставалась укрыта тенью, но не достаточно хорошо. Она не могла спрятаться от него; он знал её так, как даже брат не знал её. Предположив, что она и в самом деле вернулась в Санктуарий, Инарий сразу рассчитал, где она должна находиться. Это оказалось совсем не трудным, если учесть её очевидный план, продолжение её древней одержимости.

Я БОЛЬШЕ НЕ ПОТЕРПЛЮ ВОЛНЕНИЯ НЕФАЛЕМОВ, — подумал он, вспоминая, что случилось в прошлый раз. — ПОДОБНОМУ ОТРОДЬЮ БОЛЬШЕ НЕ ВОЗЫМЕТЬ УСПЕХА! — внезапно он увеличился в размерах. Его крылья заполнили комнату, и весь Собор трясся от его ярости, хотя его последователи и станут винить в этом землетрясение. — ЛУЧШЕ БЫ ТЫ НЕ ОСМЕЛИЛАСЬ ВЕРНУТЬСЯ, НЕ ОСМЕЛИЛАСЬ ПОВЛИЯТЬ НА ТО, ЧТО МНЕ СЛЕДОВАЛО ОСТАВИТЬ ПОГРЕБЁННЫМ ТАК ГЛУБОКО…

Инарий остановил взгляд на своих отражениях. У человеческого вида было одно преимущество, и он снова решил воспользоваться им. Силой мысли ангел изменил свой облик, воссоздав под капюшоном проблески лица, походившего на лицо златокудрого Пророка. Глаза всё ещё были из чистой энергии, но остальное теперь напоминало смертного.