Джон Норман - Убийца Гора

Никто из зрителей, казалось, не придавал особого значения тому, что игрок слеп и тем не менее отлично помнит каждый ход и расположение на доске фигур. Горианцы частенько играют вслепую, однако предпочитают все же не тратить лишних усилий на показное удержание в памяти постоянно меняющихся позиций. Мне самому как-то приходилось видеть на Земле шахматных мастеров, играющих одновременно на двадцати досках вслепую. Тем не менее разворачивающаяся на моих глазах партия выглядела достаточно впечатляющей.

Винодел, однако, казалось, не замечал ничего вокруг.

В одном месте, когда положение его серьезно осложнилось, я и некоторые из собравшихся заметили, как парень, делая очередной ход, неловким движением руки зацепил второго копьеносца, отодвинув его от строителя, клетка четыре, к лучнику, клетка четыре, открывая перед ним, таким образом, целый освободившийся ряд по диагонали.

– Смотрите, что он делает! – тут же возмущенно воскликнул один из кузнецов. – Он передвинул второго копьеносца к строителю на клетке четыре!

– Ничего подобного! – в замешательстве испуганно возразил винодел.

Игрок выглядел удивленным.

Все глаза обратились к нему, и он, опустив голову, на минуту задумался, очевидно, восстанавливая по памяти весь ход партии, затем внезапно улыбнулся.

– Все правильно, – сказал он. – Его второй лучник должен стоять рядом со строителем на клетке четыре.

– Вот видите! – с видимым облегчением воскликнул винодел.

Кузнец возмущенно махнул рукой и, развернувшись, зашагал прочь.

Никто больше не произнес ни слова. Время от времени случайные прохожие подходили посмотреть на игру, но, увидев, что происходит, отправлялись дальше. Семь-восемь зрителей, однако, включая и меня, продолжали наблюдать.

Партия близилась к концу, и теперь стало совершенно ясно, что через пять-шесть ходов Домашний Камень слепого игрока будет захвачен. Винодел воспользовался своим правом сделать подряд три хода и провел сокрушительную атаку. Ситуация на доске сложилась такая, что я начал сомневаться, что даже Сентиус из Коса или Кинтус из Тора сумели бы как-то её спасти. На лицах зрителей было написано явное разочарование.

И тут я не выдержал.

– Ставлю золотую монету двойного веса на красных, – сказал я. – Победа будет за ними.

Зрители все как один разинули рты от удивления.

Винодел выглядел совершенно огорошенным. Игрок поднял на меня невидящие глаза.

Я вытащил из-за пояса золотую монету и подал её игроку, который, повертев её в руках, проверяя вес, тут же попробовал на зуб.

– Действительно, золотая, – заметил он, возвращая мне монету. – Вы, наверное, смеетесь надо мной!

– Двойной золотой на красных, – настойчиво повторил я. – Партия будет за ними.

Таких денег, я знал, игроку, вероятно, не заработать и за год.

Седовласый старик повернул голову, поднял ко мне мутный взгляд остекленевших глаз и нахмурился. Каждый нерв на его изборожденном морщинами лице напрягся. Он словно пытался понять, что происходит там, снаружи, вне его окутанного чернотой мира, заполненного бесчисленными игровыми комбинациями. Он протянул ко мне руку, положив её на край доски, я накрыл её своей ладонью и, почувствовав крепкое пожатие его высохших пальцев, внутренне улыбнулся, поскольку уже знал, что этот клейменный, ослепленный, немощный с виду старец, несмотря ни на что, продолжает оставаться настоящим человеком. Когда он освободил мою руку, его тело напружинилось, словно впитав в себя новые силы, распрямилось, приобретя некое своеобразное царственное величие, а в уголках рта появился отблеск уверенной улыбки.

– Второй наездник – к строителю убара, клетка девять, – решительно произнес он.

Из груди наблюдателей вырвался изумленный выдох. Не удержался даже винодел.

Он, должно быть, обезумел, подумал я про себя. Этот ход в подобной ситуации не имел, казалось, никакого отношения к разыгрываемой комбинации. Он был совершенно бессмысленным. Правый фланг слепца подвергался мощнейшей, сокрушительной атаке, которая через четыре хода обещала завершиться захватом его Домашнего Камня, и ему сейчас необходимо было бросить все силы на его защиту, а не пускаться в какую-то сомнительную авантюру.

У меня вырвался невольный стон.

– Высокий тарларион убара – к лучнику убара, клетка восемь, – невозмутимо продолжал игрок.

Я закрыл глаза. Еще один бессмысленный ход. Зрители, озадаченные, обменивались ничего не понимающими взглядами. Может, этот человек вовсе не профессионал?

Винодел, неумолимо продолжая проводить свою линию, тут же забрал высокого тарлариона игрока своим вторым копьеносцем.

– Писец убара – к писцу убары, клетка шесть, – командовал игрок.

При других условиях я бы уже давно перестал интересоваться этой ставшей безнадежной партией, но, поскольку на кону была моя золотая монета, мне приходилось оставаться наблюдателем до конца игры, ждать которого теперь уже, к моему сожалению, оставалось недолго.

Даже винодел, казалось, почувствовал некоторое беспокойство.

– Ты не хочешь переходить? – неуверенно спросил он, идя на довольно редкую среди игроков высокого класса уступку, чего я от него, судя по началу партии и выдвинутым жестким условиям, никак не ожидал. Я даже решил, что он, вероятно, не такой уж плохой парень, просто, видимо, победа в этой игре значила для него гораздо больше, чем можно было предположить.

– Писец убара – к писцу убары, клетка шесть, – настойчиво повторил игрок.

Винодел механически сделал ответный ход.

– Мой первый наездник берет писца убары, – сказал он.

Следующим ходом он должен был захватить Домашний Камень игрока.

– Ты не хочешь изменить свой последний ход? – поинтересовался игрок с улыбкой.

В этот момент во всем его облике было нечто величественное, словно в могущественном убаре, идущем на великодушную уступку своему поверженному противнику.

Винодел посмотрел на него с нескрываемым изумлением.

– Нет, – ответил он, – конечно, не хочу.

Игрок пожал плечами.

– Следующим ходом я захватываю твой Домашний Камень, – предупредил его винодел.

– Следующего хода у тебя не будет, – ответил игрок.

Все зрители, включая и меня с виноделом, недоуменно устремили взгляд на доску.

– Вот это да! – вырвался у меня невольный крик, совершенно несоответствующий моему черному одеянию убийцы, к которому через мгновение присоединились ликующие вопли кузнеца и погонщика тарнов, принявшихся, пританцовывая, хлопать друг друга по плечам.

Все зрители шумно заволновались, и даже винодел, осознав наконец, что произошло, взвыл от восхищения, забыв на секунду, что проигравшим оказался именно он.

– Великолепно! – искренне воскликнул он и, вскочив на ноги, принялся трясти руку игрока. Затем с гордостью, словно проведенная игроком комбинация принадлежала ему самому, он во всеуслышание объявил последний заключительный ход мастера: