Джон Норман - Мародеры Гора

– Да, мой джарл, – сказала Хильда и послушно скользнула в темноту.

Топор, который я держал в руках, уже изведал вкус крови курии, стоявшего на часах.

Мы подошли к их лагерю так, что ветер дул нам в лицо.

Неподалеку от меня застыл на месте Свейн Синий Зуб. Было холодно. Я видел очертания его шлема, щита и копья, которые вырисовывались на фоне ночного неба.

Позади нас стояли Горм, Оттар, Ролло и другие воины Раздвоенной Бороды. Оставалось несколько енов до горианского рассвета. В далеком мире, озаренном той же звездой, примерно в то же время, люди сонно ворочались в своих постелях, на улицах горели ртутные лампы, одинокие тяжелые грузовики с грохотом проносились по дорогам, обрывки старых газет валялись в канавах. Вместе с нами стояли Бьярни из лагеря Торстейна и его щитоносец. За его спиной расположился юноша, еще совсем мальчишка, который собирался сразиться с ним на дуэли. С юношей пришел и его друг. Мы принесли стрелу войны. Ее доставили во фьорд Зеленых Скал, в лагерь Торстейна и в шхеры Эйнара; наши вестники побывали со стрелой на самых отдаленных фермах, возле высокогорных озер и на побережье; пешком и на быстрых кораблях; тысячи стрел коснулась стрела Торвальда и всюду, куда попадала стрела войны, воины говорили: «Мы придем». И держали слово.

Капитаны и искатели приключений, фермеры и рыбаки, охотники и кузнецы, плотники и торговцы, простые воины с топорами и в кожаных доспехах, джарлы в пурпурных плащах, мечи которых украшали самоцветы. Они приводили с собой рабов, державших головы так же высоко и гордо, как и их хозяева. Был среди них и Тарск, звавшийся прежде Вульфстаном из Кассау, тот самый, с кем Тири провела ночь.

В ту страшную ночь возле палаток Раздвоенной Бороды он топором убил курию. Я вспомнил, как мы нашли труп зверя под полусгоревшим тентом палатки Раздвоенной Бороды. Невольникам не разрешалось брать в руки стрелу войны, но им дозволяли пасть ниц перед тем, кто это сделал. Вульфстан протянул Ивару Раздвоенная Борода топор, а потом встал перед ним на колени и опустил голову. Часто невольников убивали только за то, что они прикоснулись к оружию. Тарск взял землю из-под ног Раздвоенной Бороды и посыпал голову.

– Встань, невольник, – приказал Раздвоенная Борода.

Молодой человек выпрямился и гордо вскинул голову. Раздвоенная Борода бросил ему топор.

– Держи, – только и сказал он.

В другом мире, озаренном той же звездой, тоже близился рассвет. Скоро проснутся огромные города, и люди в небоскребах займутся привычными делами, поспешат по улицу, снова будут дышать отравленным воздухом, торопиться на деловые свидания и решать свои банальные проблемы. Их не будет интересовать почерневшая трава, пробивающаяся между кирпичей; они не станут восхищаться изумительной паутиной, сотканной пауком, или следить за полетом свободной птицы, стремящейся к своему гнезду. У них просто не останется на это времени. Не будет времени на то, чтобы видеть, чувствовать, касаться, любить – быть живыми. Тучи стали для них незнакомцами, дождь – неудобством, снег – чем-то неприятным, дерево – анахронизмом, цветок – диковинкой, срезанной и засушенной для туристов. Люди без смысла и назначения, полные и пустые одновременно; толпа столь безнадежная и занятая. Это серые мужчины и женщины, действенные, сознательные и мрачные насекомые, бесшумно спешащие по своим очень важным делам среди огромных металлических гробов. Лишь совсем немногие из них обращают свой взор к звездам. Их великолепие ослепляет, поэтому жалкие люди стремятся загородиться своими мелкими делишками. Неужели они не понимают, что тысячи иных разумов и миров смотрят оттуда? Почему они закрывают глаза, встретив Бога? Стоя на вершине Торвальдсберга, мы видели отблески этого сияния.

«Интересно, – подумал я, – многим ли воинам предстоит сегодня умереть? Может быть, меня тоже ждет гибель».

Я покрепче сжал рукоять топора. Его тяжесть вселяла в меня уверенность.

На противоположной стороне долины собрались и другие воины. Сигналом послужит вспышка солнечных лучей на гладкой поверхности щита – вспышка, за которой последует атака. Сотни воинственных кличей будут сопровождать стремительное наступление людей. Среди нас находились мужчины из Ханджера, Скерна, Хелметспорта и даже Скагнара, на склонах которого стояла крепость Торгарда.

Никогда прежде, насколько я знаю, люди не нападали на курий.

Я посмотрел на великана Ролло. Его глаза казались совсем пустыми. Он стоял, как ребенок, сжимая в могучих руках огромный топор. На шее у него висел золотой медальон, под расстегнутой кожаной курткой виднелась обнаженная грудь.

Свейн Синий Зуб теребил пальцами зуб ханджерского кита, висевший у него на груди. Он оказался хорошим джарлом. Третьим, после Ивара Раздвоенная Борода и Тэрла Кэбота, воина из Ко-Ро-Ба, поднял Свейн стрелу Торвальда. Вместе с ним в сражение шел Кетиль, борец с его фермы, которому я сломал руку. Ему наложили шину, отломив кусок древка копья. Меч он держал левой рукой. Среди этих воинов был огромный детина с густой бородой, ростом не уступавший Ролло, имени которого я не знал. В руке он держал длинное копье. Воин сказал, что его зовут Хрольф с Востока. Никто не стал задавать ему вопросов.

В долине под нами мы видели тысячи догорающих костров в лагере курий. Звери спали, свернувшись возле тлеющих углей. Многие устроились в палатках, сделанных из шкур и мехов. Каждая палатка имела футов пять в высоту и примерно столько же в ширину, однако в длину они составляли от пятидесяти до шестидесяти футов, а некоторые и целую сотню. Палатки имели неправильную форму, некоторые соединялись одна с другой, так что обитатели могли входить в них сразу через несколько отверстий. Они напоминали пещеры или даже целую систему пещер, построенных на равнине. Куриям приходилось опускаться на четвереньки, чтобы входить в палатки и выходить из них. Звери вообще не любят спать под открытым небом. Оказавшись в полях, они даже иногда роют в земле норы, почти как слины, закрывая вход травой и валежником. Курии всегда спят головой ко входу.

В лагере царила тишина. В северной части я заметил стадо верров из нескольких сотен голов, рядом паслись и тарски. До меня долетел их запах. Кроме того, я уловил характерный терпкий аромат курий, а еще пахло навозом босков. Босков собрали в южной части лагеря. Они не дадут куриям ускользнуть на Юг. Стадо босков было огромным – их насчитывалось несколько тысяч голов. На северной границе лагеря оставалось свободное пространство – мы спланировали все так, чтобы курии устремились именно туда. На языке горианских стратегов это называется «мост из самоцветов», манящий и обещающий свободу и безопасность.