Джон Норман - Рабыня Гора

В коридоре послышался топот.

Сердце упало. Колокольчики по-прежнему на мне!

Но ведь если добраться до комнаты, где прихорашиваются к вечеру рабыни, я достану ключ от колец с колокольчиками! Он в деревянном ящичке, там Саша держит все ключи! Не открою ящичек – так сломаю или крошечный замочек сорву, и ключ – мой!

И я помчалась назад.

Вот и железная дверца, через которую я когда-то впервые вползла в жилище рабынь.

Открыла. Встала на колени, заглянула внутрь. Кого-то из девушек за волосы волокли из комнаты. Несчастная, согнувшись, спотыкаясь и плача, ковыляла за воином. На полу у бассейна – Мельпомена. Лежит ничком, над ней на коленях стоит мужчина, связывает ей руки за спиной. Встал, перекинул ее через плечо, с легкостью вынес наружу. В комнате осталась одна рыжеволосая Фина – обнаженная, распростертая у входа в свою нишу, пристегнутая наручниками к решетке. Смотрит горестным взглядом. Но чем я могла ей помочь? Поймавший ее воин вот-вот вернется за пленницей.

Отодрав от остатков платья клок шелка, я сунула его в пазы замка – чтобы не захлопнулся за мною – и поспешила дальше. В комнате, где приводили себя в порядок рабыни, все вверх дном. Уже обшарили. Здесь, наверно, и схватили девушек. Ящичек разбит – должно быть, мужчины искали драгоценности. Ключи разбросаны по полу.

За стеной послышались крики.

Я лихорадочно пыталась подобрать ключ к первому замочку. Мимо двери промчалась Сульда. Я сжалась в комок.

Ее взяли у дальней оконечности бассейна.

– Не метьте меня! – кричала она. Потом – пронзительный вопль. Еще мгновение – и, держа за плечи, воин толкает ее, спотыкающуюся, перед собой; руки связаны за спиной, волосы в беспорядке рассыпались по плечам.

– К стене ее, быстрей! – прокричал кто-то.

Вот он, ключ! Я отомкнула первый замочек, потом остальные. Раскрылись кольца. Я отбросила колокольчики прочь.

Пробираясь ползком вдоль бассейна, я двинулась к железной дверце. Но выйти из нее мне так и не удалось. По ту сторону бассейна шел мужчина. Я повернулась и бросилась в другую сторону, к решетчатым воротам, через которые мы выходили в зал. Миновала следующие ворота. Ноги ступили на ковер.

Я должна найти убежище!

Зал я пересекла быстро, но тут впереди, в боковом коридоре, показались двое, между ними – рабыня по имени Тупа.

Развернувшись, я бросилась обратно в зал. Еще двое! Наверняка те, кого я слышала за железной дверцей, – обшаривали, наверно, жилище рабынь и комнату, где девушки приводили себя в порядок, а потом вышли через ворота.

Попалась! Я вжалась в стену.

Подошли.

– Это Дина, – сказал один.

– Пусть идет, – бросил другой.

И они вчетвером, ведя с собой Тулу, пошли обратно к залу.

Едва переводя дух от ужаса, я припала спиной к стене. Не взяли.

Ничего не понимаю. Не хотят меня? Не подхожу? Оставят на свободе?

В противоположном конце зала со стороны ведущих в рабскую обитель ворот замаячила мужская фигура. Высокий, статный, могучий красавец, по повадке – предводитель горианских воинов.

Он. Тот, что назвался Раском из Тревы. Я повернулась и бросилась бежать.

Я застыла, скрючившись, в углу темного коридора. Вдали засветилась лампа. Все ближе, ближе. На меня надвинулись стены коридора.

За спиной – запертые решетчатые ворота.

Лампа еще ближе.

Сжимаются стены.

Поднял лампу. Свет упал на меня. Я встала на колени.

– Будь милосерден к несчастной рабыне, хозяин, – прошептала я.

– Животом и щекой к стене! – приказал он. – Руки за спину, скрестить запястья!

Я повиновалась. Он поставил лампу на выступ в стене, положил на пол меч, присел рядом. И вот руки мои опутаны веревкой. Стянув покрепче, он завязал ее. Я вздрогнула. Беспомощна. Взяв за руки, он повернул меня к себе. Теперь я сидела перед ним на полу, спиной опираясь на каменную стену, подтянув колени к подбородку.

– Будь милосерден к несчастной рабыне, хозяин, прошу тебя, – шептала я. Уж как я над ним издевалась, как потешалась! И вот теперь, связанная, в его руках. Мы одни в темном коридоре, глубоко под землей, под крепостью Турмусовых Камней.

Я замигала от света лампы.

Он вытащил что-то из сумки, поднес к моим глазам.

– Знаешь, что это?

Крошечный, испещренный прожилками узкий овальный металлический листочек. У широкого края в микроскопическое отверстие вдето колечко, на нем – изогнутая проволочка. На листке вырезана надпись и какой-то знак.

– Знаком тебе этот знак?

– Нет, хозяин, – прошептала я.

– Это символ Тревы.

– Да, хозяин.

– Можешь прочесть?

– Нет, хозяин.

Читать по-гориански я не умела. Не владела здешней грамотой. Не такая уж редкость. Многие хозяева предпочитают неграмотных рабынь – ими проще управлять, их легче держать в узде. Другим, наоборот, нравятся грамотные, и не просто грамотные, а высокообразованные, блещущие умом, одаренные. Такие девушки высоко ценятся. На рыночном помосте за них дают больше. Говорят, что и как рабыни они лучше. Если бы меня продавали на Земле, я бы тоже считалась такой, а на Горе я всего лишь безграмотная невежда.

– Это мое имя, – пояснил он, – Раек.

– Да, хозяин.

– Вот такими штучками, – он все держал листочек передо мной, – мы, воины Тревы, метим добытое во время набегов.

– Не надо, прошу тебя, хозяин! – отпрянув к стене, вскричала я.

Он оттянул мочку моего левого уха. Я забилась, закричала – проволочка вонзилась в кожу. Проколов насквозь, он скрутил концы проволоки. Получилась петелька. С нее, касаясь щеки, свисал серебряный листок.

«Приятно будет пометить тебе ушко», – сказал он тогда, в зале. Тогда я не поняла этих слов. Зато теперь понимала. Я в ужасе уставилась на него. Я помечена!

– Кажется, теперь ты не такая дерзкая, как раньше, – заметил он.

– Нет, хозяин, – ответила я плача.

Схватив за щиколотки, он оттащил меня от стены. Я со стоном откинула голову. Ухо проколото! Может, само по себе это ничего и не значит, но только не на Горе. Теперь почти наверняка когда-нибудь проколют и второе, и стану я девушкой с проколотыми ушами, ничтожнейшей из рабынь. Тот пронзительный, как от боли, вопль – это же девушке прокалывали ухо! Тогда я не поняла, что с ней делают. И не от боли кричала она так отчаянно – от горя и стыда! Ухо проколото!

Я с упреком взглянула на Раска иэ'Тревы. Он рассмеялся. Прекрасно понимал, что сотворил надо мною, и знал: понимаю это и я.

– Сладка ли тебе твоя месть, хозяин? – спросила я.

– Я еще и не начинал мстить, крошка, – ответил он и раскинул в сторону мои ноги.

Не поддамся! Я отвернулась. Коснувшись каменного пола, чуть слышно звякнул серебряный листочек. Но руки его действовали безошибочно.

– Нет! – молила я. – Не заставляй меня кончить!

А он не ведал снисхождения. Себя забыв, трепеща от малейшего прикосновения, я изогнулась, с исступленным криком припав к нему.