Энн Бишоп - Королева Тьмы

Деймону потребовалось усилие воли, чтобы не позволить челюсти отвиснуть. Сильный колдовской шторм, разумеется, мог спутать часть ментальных нитей, ведущих сквозь Тьму, был даже способен сбросить неосторожного всадника с Паутины и навеки оставить его во Тьме, но слово «нестабильны» прозвучало как обещание чего-то пострашнее.

— Хорошо, — наконец, совладав с собой, произнес он. — Мы будем придерживаться Красного.

— Деймон, — мягко произнесла Джанелль, — я хочу, чтобы ты пообещал мне кое-что.

— Все что угодно.

Ее глаза наполнились слезами. Только через несколько мгновений она сумела взять себя в руки.

— Тринадцать лет назад ты отдал все, что у тебя было, чтобы помочь мне.

— И я готов отдать тебе все это снова, — так же мягко ответил он.

Но Джанелль яростно покачала головой:

— Нет. Больше никаких жертв, Деймон. Только не от тебя. Именно это ты должен пообещать мне. — Она с трудом сглотнула. — Цитадель останется единственным безопасным местом. Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что в назначенный час уже будешь на пути туда. Кого бы тебе ни пришлось там бросить, кого бы тебе ни пришлось покинуть, ты должен оказаться в Цитадели до рассвета . Обещай мне, Деймон. — Она вцепилась ему в руку с такой силой, что стало больно. — Я должна знать, что ты будешь в безопасности. Обещай мне.

Он мягко разжал стиснутые пальцы и поцеловал ладонь — и улыбнулся.

— Я не сделаю никаких глупостей, способных заставить меня опоздать на собственную свадьбу.

В ее глазах вновь вспыхнула боль, заставив Деймона невольно задуматься, действительно ли Джанелль хотела выходить за него замуж. Но нет. Он не начнет сомневаться, не может позволить себе сомневаться.

— Я вернусь к тебе, — произнес он. — Клянусь.

Джанелль подарила ему краткий, страстный поцелуй.

— Позаботься об этом.

Она была совсем бледной и измотанной до предела. Под глазами залегли темные круги. Никогда еще она не казалась Деймону такой прекрасной.

— Увидимся через несколько дней.

— Прощай, Деймон. Я люблю тебя.

Приближаясь к Темному Алтарю, Вратам между Королевствами, он подумал, что последние слова Джанелль едва ли можно было назвать обнадеживающими.

Карла опустилась в кресло в гостиной Джанелль. Она могла с помощью Ремесла переносить себя с места на место и теперь была способна даже простоять несколько минут, опираясь на две трости. Однако трансляция силы через измученное тело обходилась слишком дорого, лишая жизненно важной энергии, и ноги по-прежнему мучительно болели. Принимая каждый день по чашке тоника Джанелль, она поняла, что состав действительно работает. Однако у Карлы было неприятное ощущение, что вся ее вновь обретенная сила очень скоро потребуется для чего-то крайне важного.

Впервые с того дня, когда Джанелль не дала своего разрешения на официальное объявление Кэйлеером войны, она позволила кому-то из ковена зайти к себе. Но даже сейчас, призвав в свои покои Карлу и Габриэль, Королева Эбенового Аскави держалась к ним спиной, глядя в окно.

— Мне необходимо, чтобы вы вдвоем сумели сдержать мальчиков еще на несколько дней, — тихо произнесла Джанелль. — Вам придется нелегко, однако это необходимо.

— Почему? — требовательно спросила Габриэль. — Огни Ада, Джанелль, нам нужно собираться в армии и сражаться! По отдельности мы едва способны держаться на плаву и даже не сможем оказать сопротивления армиям, которые вот-вот хлынут из Террилля! Те, что уже проникли в Кэйлеер, и то не встречают особых преград на своем пути. Ублюдки. Пришла пора воевать. Мы должны объявить войну. Умирают ведь не только люди. Уничтожается земля.

— Королевы способны исцелить землю, — отозвалась Джанелль, по-прежнему не поворачиваясь. — Это особый дар, данный им Тьмой. И не так много наших людей погибли, как вы почему-то считаете.

— Нет, — с горечью отозвалась Габриэль. — Они умирают от стыда, потому что им было приказано оставить свою землю без боя.

— Небольшой позор они вполне способны пережить.

Карла положила ладонь на руку Габриэль, упреждая новый взрыв. Пытаясь говорить спокойно и трезво, она произнесла:

— Я не думаю, что есть выбор, Джанелль. Если мы не прекратим отступать и не начнем атаковать, скоро не останется места, в котором можно было бы устроить штаб, когда терриллианские армии все же придут. А это рано или поздно случится.

— Они не получат приказа войти в Кэйлеер на протяжении еще нескольких дней. К тому моменту уже не будет никакой разницы.

— Потому что мы будем вынуждены сдаться! — взорвалась Габриэль.

Карла сильнее сжала ее руку. Она еще была слаба, однако силы хватило, чтобы заставить другую Королеву взять себя в руки и умерить гнев — хотя бы ненадолго.

— Значит, Кэйлеер наконец вступит в войну с Терриллем? — спросила она.

— Нет, — отозвалась Джанелль. — Кэйлеер не будет воевать с Терриллем.

В ее голосе мелькнула странная интонация, от которой у Карлы по спине пробежал холодок, тут же расплывшийся по всему телу. Судя по тому, как рука Габриэль напряглась под ее пальцами, Королева Деа аль Мон почувствовала то же самое.

— Тогда кто будет воевать с Терриллем?

Джанелль обернулась.

Габриэль со свистом втянула воздух сквозь зубы.

Впервые перед ними предстала мечта во плоти.

Карла уставилась на заостренные уши — наследство Деа аль Мон, на руки с когтями — от Тигре, на копытца, проглядывавшие из-под длинного черного платья, — от кентавров, лошадей или единорогов. И ее пристальное внимание привлек маленький витой рог в центре лба.

Живая легенда. Мечта, точнее, мечты во плоти. Но задумывался ли хоть кто-то из них, кем были эти мечтатели?

«Неудивительно, что родство так любит ее, — подумала Карла. — Неудивительно, что мы все так любим ее».

Она тихо кашлянула и повторила вопрос, на который ей неожиданно расхотелось получать ответ:

— Кто будет воевать с Терриллем?

— Я, — коротко сказала Ведьма.

Полуослепнув от боли, пережитой за последние два дня, Сэйтан смутно и безучастно наблюдал за тем, как к нему приблизилась Геката и принялась медленно, пристально рассматривать. Каждый раз, когда им хотелось поиграть, они с Доротеей прибегали к пытке Кольцом Повиновения, но теперь осторожнее, останавливаясь за миг до того, как измученное тело готово было заставить сознание отключиться. Что для него было еще хуже, они оставили его прикованным к столбу на весь день. Уже ослабленный болью, Сэйтан чувствовал, как полуденное солнце осушает его ментальную силу и больно режет глаза, вызывая такую суровую головную боль, что даже муки, причиняемые Кольцом, не могли сравниться с ней.