Slav - Центр круга

Связка ключей отыскалась не сразу, в правом нижнем ящике, в шкатулке вместе с магловскими монетами и залоговыми бумагами. Тяжелая и громоздкая: каждый ключ длиной с кисть руки, к каждому приклеена бирка. Том прислонился спиной к рабочему столу, луч фонарика осветил надписи на бирках.

— «Главный выход», – зашептал Том. – «Библиотека», «Учебные кабинеты», «Спальни»… так–так–так… О! «Подвальные помещения».

Щелкнул выключатель, фонарик мгновенно погас. Том услышал только шелест жестких крыльев на ветру: Корникс выпорхнул в окно.

— Эй, – хотел возмутиться Том, но осекся: в кабинете не стало темно совсем.

Взгляд пошарил в поисках источника света, Том глянул через плечо и почувствовал, как волосы на затылке зашевелились: в щелку под дверью лился ровный свет масляной лампы, только в одном месте прерывался. Там, где падала дрожащая тень от дежурящей монахини.

Дверная ручка шевельнулась, раз, два, затем дверь толкнули, но Том знал, что бесполезно: лично захлопнул ее. Толчок повторился, и связка отмычек вывалилась из замочной скважины, со звоном брякнулась об пол. За дверью настороженно затихло – монахиня прислушивалась. Том вдруг осознал, что совсем не дышит, сжал крепче связку ключей. Сестра раздумывала недолго, масляная лампа опустилась на пол, до Тома донеслась возня с ключами.

Дальше в коридоре произошло непонятное, Том мог только слушать и догадываться. Отдаленный звон бьющегося стекла достиг его настороженного слуха, и вновь на краткий миг все замерло. Монахиня подняла лампу и чуть отошла от двери. Затем послышались дробные шаги других монахинь, взволнованные голоса. Том вздрогнул: монашка за дверью внезапно громко спросила:

— Сестра Рафаэль, что это было?

Издалека донесся ответ:

— У кабинета литературы окно разбили.

— Кто‑то из сирот?

В этот раз Том услышал грубый голос сестры Эммануэль.

— Неизвестно, но на полу столько осколков…

— Нет, это не сироты, – встряла сестра Рафаэль. – Камень бросили со двора. Боже всемогущий!

Раздался звон второго разбитого окна, а всего через секунду – еще одного, но уже дальше.

— Вон он! – зычно громыхнула сестра Эммануэль. – Во дворе!

— Сестра Элен, идемте, – позвала сестра Рафаэль. – Понадобится любая помощь.

Монахиня у двери в кабинет сестры Мэри Альмы ответила не сразу.

— Я слышала подозрительные звуки за этой дверью. Не нужно ли взглянуть?

— За этой дверью много чего подозрительного, сестра Элен, но в отсутствие сестры Мэри Альмы туда не следует соваться. Да и в ее присутствии, я вам этого не советую.

От этих слов Тому стало не по себе, к горлу подкатила дурнота.

По звуку шагов он понял, что монахини бросились к лестнице, на первый этаж, под тяжелыми каблуками ступени отдавались дробным стуком. Он твердо решил убираться из кабинета, но взгляд скользнул по готическому шкафу. Помнится, из него Крестная вынимала его первые волшебные книги.

— Что еще ты от меня скрываешь?

Все вышло само собой, Том распахнул шкаф, и свет фонарика высветил корешки книг. Том нахмурился: магловских книг – по педагогике, магловской истории, медицине, иностранным языкам.

В следующее мгновение их безжалостно скинули на пол, а Том настырно прощупывал перегородку. Не может такой пузатый шкаф содержать лишь один ряд книг, должен быть тайник, и он нашелся. Перегородка дрогнула, и, как дверь купе, отъехала в сторону. Вид этих книг разительно отличался от магловских, даже пыль на них казалась Тому волшебной. Руки бережно вынимали фолианты, укладывали на стол аккуратной стопой, а в голове роились подозрения, домыслы, обиды…

Только, когда нутро шкафа опустело, Том успокоился. Как смог навел в кабинете порядок, закрыл окно на щеколду, только потревоженная пыль выдавала его поиски. Волшебные книги оставил на столе, с надеждой вернуться.

Дверь закрывал уже ключом, а не отмычкой: возиться дольше. По пути к лестнице Том оглядел три разбитых окна, неизвестный хулиган оказался на редкость метким и сильным. Осколки зло поскрипывали под ногами, но Том шел осторожно, чтобы не порезаться.

Дверь на задний двор даже не пришлось открывать: монахини оставили открытой. Том осторожно выглянул, осмотрелся, прислушался. Только уханье сов да стрекот сверчков. Едва шагнул за порог, как за плечо ухватило, потащило в кусты, по лицу и шее зацарапали ветки.

Он едва успевал перебирать ногами, в пятки кололись мелкие камни и веточки. Кажется, правый носок порвался, потому что Том с неудовольствием ощутил касание влажной травы, попытался вырваться.

— Антонин, все–все. Пусти!

Не подействовало, только в ответ гулко проворчало:

— Тихо. Тут монахинь во дворе, больше, чем звезд на небе.

Случайная ветка стегнула по спине болью, Том зашипел сквозь зубы. Прохлада ночи уже тянулась от ступней выше, плечи сами собой зябко передернулись, хотя халат и согревал их.

Антонин остановился внезапно.

— Всем спасибо за терпение! Станция конечная: «Пожитки временно бездомного Антонина Долохова». Доброго дн… ночи.

— Сейчас расплачусь от жалости, – сыронизировал Том, оглядывая порванный в хлам носок. – Ты чего здесь делаешь? Я же велел ждать в голубятне.

— А? Как же?.. – похлопал Антонин глазами. По конопатому лицу пробежала тень, рот зло ощерился: – Вот дря–ань пернатая! Мало того, что разбудил, еще и соврал… Поймаю и ощиплю.

Том глянул на друга прищурившись, протянул:

— Все с вами ясно. А окна тоже Корникс велел бить?

— А то я сам что ли? – возмутился Антонин искренне. От уха до уха расползлась до мерзкого довольная улыбка. – Правда, метко вышло? Три камня – три окна… Вшух!.. В этом году я обязательно попаду в сборную по квиддичу, стану вышибалой.

— В следующий раз, вышибала, – разозлился Том, – имей в виду, что одного окна вполне достаточно. Представляешь, сколько теперь мошки в спальни набьется? А мне там еще ночь ночевать.

Антонин и глазом не моргнул, заявил нагло:

— Все претензии к ворону. Это он паниковал над самым ухом: «Внимание сестер–р нужно пр–ривлечь. Мастер–р Том в пер–редр–ряге»… Ты хоть нашел, что искал?

— Вашими молитвами… – пробурчал Том, едва не пританцовывая от холода. – Пошли что ли?

— А монахини?

— Предлагаешь здесь мерзнуть?

Беглый взгляд Антонина скользнул по Тому, брови сочувствующе изогнулись:

— Да, худо у вас тут с одежкой. Вон и носки рваные носите, бедняжки…

Том прорычал нечленораздельное, но совладал с голосом, выдавил:

— За мной давай.

Благо кусты росли по периметру всего здания приюта. Глаза быстро привыкли к темноте ночи, руки и слух подсказывали не хуже, и все же Том умудрился порвать и второй носок о сучья. Крались без разговоров и лишнего шума, осторожно разводили в стороны тугие ветки, которые так же беззвучно смыкались за их спинами. Замирали, когда рядом слышались шаги или голоса монахинь; даже припадали к земле, когда по их укрытию скользили лучи света от фонарей и масляных ламп.