Татьяна Устименко - Звезда моей судьбы

Корсет я сроду не носила, но тем не менее мысленно согласилась с воительницей. Она абсолютно правильно распределила приоритеты личной ответственности. Предпочитаю огрести новые беды на свои собственные… э-э-э… полушария. Но зато не на ее…

— Пожалуй, я пойду с Лаллэдрином, — сообщила Эвридика, смиренно потупив взор. — Эти два месяца, проведенные возле пещеры Неназываемых, здорово меня утомили. Я поняла — подобные походы не в моем вкусе. Надоело мыться в ручье, подтираться лопухами, спать в шалаше и кормить комаров. Я хочу домой!

— Как жаль, что вы наконец-то уходите! — во весь рот улыбнулся Беонир. — Скатертью дорога.

— Правильно, сахарная наша! — излишне пылко одобрила решение принцессы Ребекка, гаденько хихикнув. — Тут-то ты от страха и обделалась, фифа. Но в этом закономерном событии имеется и своя полезная сторона: выяснилось, что рожденный ползать никому на голову не нагадит!

Принцесса одарила воительницу исключительно подленькой улыбочкой, заставившей меня насторожиться. Думается мне, что-то здесь не так…

Лично я выслушала свою непостоянную сестрицу молча, не озвучивая терзающие меня подозрения. Почему-то я ей не верила. Самые невыносимые люди — это мужчины, считающие себя гениальными, и женщины, считающие себя неотразимыми. А Эвридика явно сочетала в себе оба эти недостатка, кстати полностью исключающие трусость и склонность к добровольному отказу от поставленных целей. Полагаю, она намеревается переть напролом. Полагаю, она задумала какую-то хитрость. Полагаю, она себя еще покажет. Поэтому мне следует держать ухо востро и, по выражению все той же Ребекки, клювом не щелкать.

— Ладно, — с наигранной покладистостью согласилась я. — Желаю всем легкого пути!

— Легкого? — возмущенно возопил Беонир, растерянно хватаясь за голову. — Обратно через горы и Пустошь, через болота и степь… Йона, признайся, ты шутишь?

— Ничуть! — пафосно провозгласил пришедший мне на помощь Лаллэдрин. — Уверяю, ваша обратная дорога займет не больше двух недель!

— Издеваетесь? — В разговор включилась Ребекка, возмущенно косясь на заливисто хохочущую меня. — И почему она все время смеется?

— Это станет нашим прощальным подарком, — туманно пояснил чародей. — И прошу тебя, Йона, перестань хихикать. А то из-за тебя вся напыщенность моих речей сходит на нет.

— Мне жалко бедняг эльфов! — продолжала покатываться со смеху я. — Как бы они не надорвались…

— А в чем, собственно, дело? — осторожно поинтересовалась совершенно сбитая с толку воительница.

— Мы решили облегчить вам переход через горы, — важно изрек маг, внушительно округляя глаза. — А посему несколько наших крылатых воинов помогут вам побыстрее достичь леса Шорохов… — Его ладони изобразили красноречивый порхающий жест. — Таким вот образом.

— Нет, я не дам себя нести за шкирку, будто котенка! — запротестовала уязвленная лайил. Но проделала это без особого энтузиазма, скорее для проформы, потому как наше прошлое путешествие через перевал Косолапого Медведя не вполне изгладилось из ее памяти, вызывая весьма неприятные ассоциации.

— Не дрейфь! — поддразнил девушку Беонир. — Тебе же не хочется снова карабкаться по валунам?

— Но я не привыкла езд… Ой, извините, летать на эльфах! — Смущение Ребекки было столь велико, что Лаллэдрин тоже начал снисходительно улыбаться против собственной воли.

— Что найду я в Огненных землях? — шепнула я на ухо своему учителю, улучив подходящий момент.

Маг ответил мне задумчивым взглядом.

— Возможно, ничего, — поучительно ответствовал он. — Возможно, смерть! Но я предпочитаю верить, что, вплотную подходя к самому ответственному моменту своей судьбы, каждый из нас получает то, чего заслуживает. То, что наработал заранее, совершая плохие или хорошие поступки. Полагаю, именно это и ждет тебя там, моя дорогая девочка.

Я нерешительно кивнула, восхищенная его мудростью. Жизнь — это вечность в миниатюре, и, кажется, я уже почти достигла ее переломной точки, в коей перестают иметь значение наши личные прихоти и душа отдается на суд изначальным истинам: совести, справедливости, чести и любви. Признаюсь, я очень страшилась встретиться с ними лицом к лицу, но прекрасно понимала — эта встреча предрешена заранее.

— Не бойся! — подбодрил Лаллэдрин, точно угадав суть обуревающих меня сомнений. — Верь в себя и никогда не забывай о правиле трех «эн»…

— Каких? — не поняла я.

— Нет ничего невозможного! — подсказал он и почти отстранение погладил меня по плечу мягким напутственным жестом, словно подталкивая вперед, навстречу неизбежному.

Я прикрыла ладонью свои воспаленные глаза и пытливо всмотрелась в даль. Раскалившийся от невыносимой жары воздух колебался густым, душным маревом, высасывая из меня последние силы. Да, воздух здесь был настолько плотным, что возможность полета полностью исключалась: меня сбрасывало обратно на песок и словно прижимало тяжелой, неподъемной плитой. Оставалось одно — медленно брести по бесконечной желтой равнине, волоча за собой мешок с пожитками. Далеко к горизонту простиралась ничейная земля, бесплодная, будто бы истощенная стычками минувшей войны, поросшая пыльной травою и корявым кустарником. Бесприютная земля без поселений. Земля, пригодная лишь для того, чтобы затеряться и забыть свое имя.

Сшитый из воловьей шкуры бурдюк я наполнила водой из ключа, обложенного камнями. Ковровый мешок, стянутый шнурком у горловины и вместивший все мое имущество, сначала перекинула через плечо, а потом просто волокла за собой, вздымая клубы пыли. Шла весь световой день. Почва становилась все суше, глинистей, покрывалась трещинами. Изредка скользила между камнями ящерка, а из-под кустов, придавленных к земле жарой, раздавалось гневное шипение змеи — вот и вся жизнь, которая мне попадалась. В сумерках я свернулась в клубок прямо на земле, подобрав ноги под меховой плащ, благо ночь здесь не была так убийственно холодна, как это обычно случается в пустыне. В душу мне смотрели неподвижные незнакомые звезды. Одну из них я нарекла именем Ардена и придерживалась ее, словно ориентира. Мне померещилось, будто некая прозрачная тень скользнула кверху, поколебав их свечение, когда я произнесла про себя его имя, и растворилась во тьме.

Бурдюк похудел наполовину, хотя я оказалась достаточно умна, чтобы не пить в самую жару, — только смачивала среди дня губы. Новая вода попалась мне лишь однажды и оказалась отвратительно горькой — здешняя земля уже не знала источников. Теперь я понимала, почему ее назвали Огненной.

И еще сутки пути. Тут, на равнине, невыносимая жара перемежалась с холодным ветром, а поэтому мне приходилось и днем идти в подаренной Лаллэдрином овчине. Голову я еще вчера обернула шарфом, а сегодня прикрыла им и лицо по самые глаза, чтобы не секло кожу каленым песком и льдистыми иглами, которые приносил с собой ветер. Набрела на высохшее деревце и срезала посох — небольшой нож неотлучно находился со мной, лежал в нагрудном кармане камзола. Все вещи казались мне живой частью моего тела, только вот тело это постепенно теряло имя и осознание себя.