Максим Далин - Лестница из терновника-3. Прогрессоры

Мы проезжаем мимо рядов, где торгуют всякой съестной всячиной; окорока свиней висят над ломтями свежего мяса в духе голландских натюрмортов, с полосками белого жира, посыпанными цветной крошкой толчёных пряностей. Рядом — битая птица, вяленые цыплячьи тушки, от которых приятно и сытно пахнет, яйца в плетёных корзинах, какие-то плоды, фиолетовые, бурые, бледно-зелёные… Здесь слишком много всякого народу — мне кажется, что занятые торговлей люди не обращают на нас особого внимания. В пылу платки скидывают с голов, клянутся всем святым, бранят и расхваливают горшки и плошки, чеканные медные блюда и кувшины, корзины из золотистой лозы, предлагают попробовать слоистый сыр, фигурное печенье, украшенное жёлтыми орехами, мёд в сотах — большими сочащимися кусками, а над ним и над покупателями кружатся разлакомившиеся шмели… Битые и потрескавшиеся плоды сложены на куске мешковины в сторонке — их клюют чёрные и серые птицы, не боясь толпы людей вокруг.

Верблюды стоят в загоне из жердей. Они и вправду уморительные: гораздо выше лошадей, хоть и ниже, пожалуй, земных верблюдов, с одним задранным горбом, с коленчатыми длинными ногами, заканчивающимися трёхпалой мозолистой ступнёй, с угрюмыми вислоносыми харями — бивни торчат сквозь нижнюю губу, как у кабанов. Вид у них флегматичный и презрительный. Мы спешиваемся, предоставляем южанам торговаться с высоким, лукавого вида, парнем, сравнивающим верблюдов с медовыми пирожными, золотыми самородками и звёздами небесными, а сами — я, Ри-Ё, Ар-Нель и Юу — собираемся поглядеть на все здешние диковинки.

Невооружённым взглядом видно, что скоро верблюжьи торги не закончатся — а помочь мы всё равно не сможем: что мы понимаем в верблюдах! Анну бросает на нас быстрый взгляд, хмурится, но не спорит, только кивком головы отправляет десяток волков — и волчиц — нас сопровождать.

Вроде бы ни к чему в тихом городе — но на всякий пожарный случай.

— Ар-Нель, — говорит Анну, — в полдень я жду вас всех у водопоя.

Ар-Нель улыбается в ответ, мы принимаем к сведению — и отправляемся глазеть. Есть на что.

Мои северяне любуются оружием, а Ар-Нель упражняется в лянчинском языке. Он обсуждает с оружейником, мускулистым орлом со скептической миной, сравнительные достоинства выложенных на прилавок ножей — и оружейник, похоже, не слишком смущён беседой с язычником.

Я пытаюсь наблюдать за толпой.

Волки, принадлежащие свитам разных Львят, держатся хозяевами положения, высокомерно, пожалуй, глумливо: «Да таких денег не стоит твой младший сын! Видит Творец, честных среди плебса нет, одно жульё — учёны мало?» — демонстративно хватаются за оружие, издевательски хохочут. Торговцы стараются с ними не спорить — и сделки изрядно напоминают грабёж денной. Даже богатых купцов не защищает статус — волк забирает ремень с серебряной пряжкой, украшенной бирюзой, а перед бывшим его владельцем бросает горсть медяков: «На, подавись!» Зато друг с другом плебеи веселы и предупредительны — с оглядкой на власть имущих. Торговля держится плебсом, ремесленниками и земледельцами разной степени состоятельности — мне снова не отвязаться от мысленного сравнения лянчинской аристократии с оккупантами.

Впрочем, бесплотным наставникам отдают сами. Без звука. Хоть бы и даром. Этих боятся, кажется, даже больше, чем вооружённых до зубов волков. Наставники самодовольны и вальяжны, разговаривают елейно — но в тоне почти всегда ощущается скрытая угроза. Неладно в датском королевстве…

На нас посматривают с любопытством, но в разговоры не вступают — лянчинцы всё-таки не слишком доверяют таким шикарным мальчикам, как мои северяне, к тому же из-под шёлкового платка милого-дорогого Ча выбилась светлая прядь. Чужие — этого не скроешь. Мы интересуем купцов, но не только. Я замечаю в сторонке под навесом парочку странных молодых людей: вооружены весьма основательно, пистолетами и тяжёлыми мечами, одеты по-особому: синие штаны, заправленные в высокие сапоги, и довольно длинная, до середины бедра, широкая синяя куртка с капюшоном, накинутым на голову… но самое необычное — их фигуры и лица. Они уже давно не подростки, высоки, хорошо сложены — но в телосложении есть что-то… детское, что ли? Или девичье? Впечатление дополняют тонкие женственные лица — этакие недоделанные валькирии…

Они, конечно, бесплотные, но не обычные бесплотные. Когда-то Эткуру, показывая мне бедолагу-Соню, говорил, что вот такой приблизительно типаж, «игрушка», человек-фенька, женственная статуэтка, получается, если обрезать ребёнка, не достигшего Времени Любви. Но худенький Соня, сильно смахивавший на девушку, изрядно отличался от этих суровых бойцов с жёсткими холодными взглядами, профессионально сканирующими толпу…

— Что ты там рассматриваешь, Ник? — спрашивает Ар-Нель. — Я догадываюсь, что увиденное тобой весьма экзотично, но вряд ли настолько. Ри-Ё, мне кажется, нужен твой совет.

— И я выслушаю совет, — бормочет Юу. — Отвратительно.

Отвлекли меня. Мы стоим у палатки работорговца. Мне тоже отвратительно.

Признаюсь, я это иначе себе представлял. Каких-то обнажённых прелестниц, танцующих на помосте в ожерельях и браслетах, этакий Бахчисарайский фонтан по-лянчински… приступ больной фантазии после года простой безгрешной жизни.

Ничего подобного. Всё прозаично, буднично и дико.

Они сидят на вытертом до залысин старом ковре, брошенном прямо на землю под полотняным навесом. Демонстрировать себя совершенно не рвутся. Их — человек семь, молодых женщин, одетых в рваное тряпьё, заскорузлое от запёкшейся крови. Они тщетно пытаются запахнуть на груди куртки, которые вовсе не рассчитаны на женскую грудь, и отводят глаза от волков, которых тут больше, чем около других палаток. Волки и есть потенциальные покупатели — рядом больше никого не видать.

Торговец — обычный бесплотный, не вызывающий странных ассоциаций: похож на квадратную немолодую дамочку. Но есть ещё и охрана — трое крепких и основательно вооружённых парней, вполне «телесные». Кроме мечей и пистолетов у них — хлысты с металлическими рукоятками, и видно, что не только для красоты и впечатления: у худой девчонки с очень тёмным, как у мулатки, лицом и отчаянными глазами, на которой всей одежды — штаны, еле сходящиеся на бёдрах — длинный рубец через грудь и плечо. Впрочем, по сравнению с довольно грубо зашитой раной под рёбрами справа, едва начавшей заживать, след хлыста выглядит не очень страшно…

— Отребье! — фыркает красавчик-волк в чёрной проклёпанной замше. — Прайд опять бросил волкам кости… смотреть не на что!

— Никого не заставляем, — улыбается бесплотный. — Что поделаешь, войны нет. По всей земле примирение вышло, даже на границе с Шаоя тихо… Девки либо старые, либо случайные. Вот будет война…