Лев Жаков - Бешенство небес

Вскоре выяснилось, что это не простое оружие. Эрланга, более-менее пришедший в себя, уселся, вытянув ноги, взял копье и положил себе на колени.

– Оно тоже живое! – воскликнула Арлея, рассматривая длинное хитиновое образование, почти треугольное в срезе, с утолщением-тельцем на одном конце и крупными зазубринами на другом. – Нет, было живым, а теперь... вроде мумифицированное, да?

– Муми-чего? – спросил юнец. – А тут, глядите, глазки у него. Тока узкие совсем и еще теперь твердые, во дела!

– Его как-то высушили, – предположила девушка, – а древко с наконечником – это на самом деле его язык, просто очень длинный. Туловище маленькое, а язык...

– А, точно! – обрадовался Эрланга, наконец сообразив. Он привстал, взмахнул копьем, затем добавил: «Удобно», – и забросил на плечи котомку.

– Пушку не забудь, – проворчал Лиг, беря свою поклажу. – Ну что, ваш’милость, идем? Оно все чудно€е, конечно, но бабы те крашеные вместе с капитаном все дальше от нас, надо за ними топать, раз уж так далече зашли.

Ветви слегка прогибались, но это почти не мешало. Путешественники обошли сросшегося с кальмаром поверженного медузоида, из ран которого сочилась прозрачная пузырящаяся жижа, и направились между деревьями в ту сторону, где внизу увидели стену пухового тумана. Под юнгой ветви прогибались куда сильнее, чем под спутниками, – он топал будто по натянутому одеялу, которое почти на пол-локтя вдавливалось под его весом.

Путешественники успели пройти совсем немного, когда Лиг вдруг остановился и принялся чесать затылок.

– Что? – спросила Арлея, выглядывая из-за его плеча. – Эрланга, стой! Лиг, что ты там углядел?

– А ведь ветви в одну сторону... – проворчал боцман, садясь на корточки. – Глядите, ваш’милость... те, что назад, против нашего движения, – те короткие, а те, что вперед, – они длиннючие, а?

Арлея, присев рядом, несколько мгновений не могла понять, о чем он говорит, но после сообразила. Образующие полог ветви были разной длины и росли по определенной системе: в одну сторону тянулись короткие, в другую – длинные. Она подняла голову, глядя вперед, потом сказала:

– Светило там, куда мы идем. Может, это как... ну, как мох? Растет на стволах больше с той стороны, где холоднее, потому что ему тепло не очень-то нравится, он влагой питается, а свет ее выпаряет? А тут наоборот – длинные ветви там, где света больше...

– Может, и так, – согласился боцман, выпрямляясь. – Да токмо чересчур уж они длинные. Как лианы... о, а вон лиана, точно! И вторая! И еще!

Впереди, примерно на высоте головы, от ствола горизонтально шла лиана, дальше виднелась другая, потом третья – Арлея поймала себя на мысли, что они напоминают протянувшиеся параллельно балки, на которые теперь осталось уложить доски крыши.

– Совсем необычно, – сказала она. – Идем, кажется, сейчас увидим, наконец, что это там шумит.

Гул звучал совсем близко. Еще несколько шагов – и путешественники вошли в пелену пухового тумана, теплую, пронизанную светом. Туман поднимался снизу, из-под веток... которые вдруг закончились. Вернее, исчезли вплетенные в полог короткие поперечные ветви, а длинных продольных стало гораздо меньше. Они резко изгибались, уходя из-под ног. Впереди был каменный склон. Не отвесный, но крутой, по нему скатывался поток эфира – настоящий облакопад.

– Ложись! – рявкнул Лиг, падая на живот. – Да не торчите вы на виду, лягте быстро!

Склон выводил в небольшую долину, притаившуюся посреди джунглей Гвалты. Внизу был облакоем, эфирное озеро, слева и справа берега его венчали два заросших травой покатых холма. Открывшийся с вершины пейзаж посверкивал, переливался яркими красками под лучами светила, помигивал искрами, слепил глаза.

Протянувшиеся от желтых деревьев длинные ветви и лианы образовывали нечто вроде древесной сетки над широким потоком облаков, с шумом текущих вниз с крутого уклона. Она шла наискось, под склоном изгибалась и тянулась дальше над озером.

Арлея подумала, что желтые деревья были чем-то вроде щупалец, которые чужое пространство распластало по Аквалону вокруг себя. А внизу, за облакоемом, находилось тело незнакомого мира.

Уги-Уги толкнул слабо упирающуюся Нахаку перед собой – сделав несколько семенящих шагов, она остановилась посреди пещеры. Огляделась, закрыла лицо узкими ладошками и опустилась на колени, чтобы не видеть окружающего. Стоящий за поворотом короткого каменного коридора монарх прислушался, не услышав ничего подозрительного, вошел следом.

И увидел мертвецов. Причем часть их не лежала на полу, но короткими кривыми копьями была пригвождена к стенам, которые, насколько толстяк знал, состояли здесь не из камня.

Судя по открывшейся картине, в пещере произошло нешуточное сражение. Примерно две трети трупов принадлежали охранникам, хотя иногда трудно было отличить надсмотрщика от раба – разве что первые менее грязные и тощие.

Нахака застыла, сидя с поджатыми ногами. Разглядев в дальнем конце пещеры широкую дыру, Уги-Уги направился туда, на ходу схватил девушку за волосы, заставил ее встать и потащил за собой. Монарху хотелось есть и пить, а разум его бунтовал: уже долгие годы он не отказывал себе ни в чем, выполняя малейшую прихоть своего привыкшего к неге тела и любой каприз своего извращенно-изобретательного рассудка. И вдруг – он низвергнут, его не окружает толпа заботливых слуг, к нему не бегут с подносами, кувшинами, опахалами и маслами по первому зову, никто не охраняет монарха, и лишь девчонка, слишком тупая, чтобы от нее могла быть хоть какая-то польза, все еще с ним...

Толстяк остановился, услыхав шум впереди. Кажется, отсюда недалеко было до места, где несколько рабов добывали последние, самые мелкие алмазы, ну а дальше уже начинался спиральный туннель, опоясывающий провал и ведущий к пещере с алтарем сближенцев.

Коридор здесь круто поворачивал; толстяк, схватив Нахаку за плечи, поставив перед собой, пихнул в спину. Чуть не упав, девушка сделала несколько шагов и скрылась из вида. Через мгновение раздался вскрик, полный ужаса, а после – глухой топот, хруст, дробный перестук... Уги-Уги решил было, что лучше ему пока остаться за поворотом, а то, может, и отступить назад... Он даже повернулся – и увидел, как по коридору к нему приближаются измазанные грязью мужчины в набедренных повязках, с палками и ржавыми ножами в руках. По дороге сюда он и Нахака миновали пару отверстий, слишком узких, чтобы толстяк мог пролезть в них. Скорее всего рабы появились оттуда. У него имелся пистолет и другое оружие, но Уги-Уги решил не использовать его пока, ведь боезапасов не было. Один раб что-то глухо сказал другим, и они побежали, хотя не очень быстро: слишком уж были измождены.