Лев Жаков - Бешенство небес

Взлетев над провалом, он резким движением расправил щупальца, превратив их в лучи звезды, и швырнул головы в разные стороны – все, кроме одной. Ощутив какое-то движение в теле, скосил глаза и увидел, как по бокам сами собой разворачиваются два поросших зеленым мхом крыла... И тут же почувствовал нечто приятное. Лучи светила, только начавшего разгораться в небе, еще слабые и прохладные, ласкали мох и впитывались в него, насыщали – он ел свет ! Пройдя сквозь мох, лучи становились капельками тепла, которое поглощалось, уходя в глубь нового тела, распространяя по нему сытость и удовлетворение. Сообразив, что происходит, Уги-Уги прикрыл глаза и отдался этому фантастическому световому чревоугодию.

А ведь он хотел позавтракать головой раба-метиса, не зная даже, сможет ли сделать это, – собирался высосать из нее мозг. Теперь щупальце разжалось, и голова упала в бездну.

Утренние лучи насыщали слабо. Долго-долго висел монарх Суладара на краю провала, млея в утреннем свете, тая, расплываясь в нем, с закрытыми глазами купаясь в озере новых ощущений, улавливая далекие сознания других тварей и неторопливо пытаясь разобраться в хитросплетении мысленных связей, протянувшихся между ними.

Осознав, что голод отступил, он свернул питающие крылья. Для полета они были не нужны. Передвижение над землей происходило благодаря газовому пузырю, едва заметным клапанам-щелям, тянувшимся по периметру вдоль всего тела, способным выпускать струи газа в разные стороны, и благодаря небольшому органу, притаившемуся в подбрюшье, монарх ощущал его как сгусток пульсирующего тепла внутри себя.

Он начал очень медленно всплывать. Удовольствие от еды постепенно ослабевало, и ярость вновь переполнила монарха. Сдерживаясь из последних сил, он наскоро проинспектировал тело, сосредоточившись на механизме полета. Сознание паунога железным ядром перекатывалось где-то рядом, пыталось вмешиваться в мысли и поступки. Все же Уги-Уги сумел разобраться. Газ попадал в пузырь через особый клапан, проходя сквозь тончайшую мембрану, которая пропускала воздух лишь в одну сторону. Мембрана тянулась над брюхом, а дальше было что-то странное – мягкие наросты, будто водоросли, извивающиеся плоские языки. Они росли внутри тела и были пронизаны кровеносными сосудами, свет из питающих крыльев попадал в них, а уж потом в пузырь... Судя по всему, мясистые водоросли эти впитывали воздух и тут же выделяли его обратно, но успев изменить, что-то из него поглотив для своих нужд, а что-то добавив, – в результате он и становился летучим газом.

Вдруг, уловив чужую мысль, Уги-Уги понял: когда-то водоросли жили отдельно, сами по себе, а после хозяева объединили их с телом паунога, который тогда еще не умел летать...

Хозяева! Надо найти их, немедленно, подчиниться, они управляют, они знают, что делать!

Хозяева были где-то там, в джунглях Гвалты. Железное ядро тяжело закружилось, пустив волну команд, которые передались щупальцам и клапанам... Тело дернулось, пытаясь взлететь выше, чтобы миновать ограду вокруг провала и устремиться к ним – к хозяевам, – быстрее, быстрее, ведь они приказывают, с ними спокойно, они всегда знают, как поступить...

С некоторым усилием монарх подавил чужие приказы.

Хозяева? Нет. Теперь хозяин он.

И он собирается кого-нибудь убить.

Набрав полное брюхо газа, Уги-Уги воспарил над оградой, затем выпустил мощные струи из обоих задних клапанов и рванулся вперед. Покрытые мхом крылья затрепетали, когда он немного развернул их, чтобы точнее направлять полет. Он пронесся над настилом, миновал ворота. Он желал отомстить – ведь значительная часть старого сознания, смешавшегося с рассудком твари, осталась жива; Уги-Уги помнил, что сделали Лен Алоа с Бромом Бомом, и ярость разогрела газ в брюхе так, что там заклокотало и забулькало.

Еще только взлетев над провалом, он заметил, как исказилось окружающее. Небо теперь напоминало плоскость из тусклого железа с круглой дырой в центре, позади которой горел холодный бледно-желтый огонь. Ландшафт казался искривленным, выпуклым.

Он увидел, что поселок вокруг провала сгорел почти дотла. Увидел дым и пепелища.

И людей.

Расправляя щупальца, Уги-Уги понесся к ним.

Лен Алоа захрипел, пытаясь вырваться, но он слишком ослаб после ранения, к тому же у него теперь была лишь одна рука, вместо второй – замотанный тряпьем обрубок. Крепко сжимая щупальцами гончего Верхних Земель, Уги-Уги полетел над крышами к двухэтажному дому. Метис бился, как рыба в сети, извивался, дергал ногами и молотил схватившее его чудище по надутому брюху, но поделать ничего не мог. Уги-Уги приблизился к своему дворцу. Проломленный навес, распахнутое окно... Он влетел внутрь.

Знакомая спальня выглядела теперь иначе. У монарха осталась лишь часть человеческого зрения, зато он видел мысли . Они были словно нити, веревочки и жгуты – живые, извивающиеся в голове каждого человека. Самые яркие, зримые – наверное, наиболее острые переживания, вроде страха смерти, – даже выходили за пределы черепа, отделялись от него, улетали прочь, постепенно тускнея и пропадая из виду. Мысли в головах тех, кого он убил, быстро стирались и пропадали.

В голове Лен Алоа царил огненный хаос, тугие спирали пламени сплелись там, под черепной коробкой метиса все кипело и бушевало: ведь он был безумцем, самым помешанным обитателем этого сумасшедшего мирка посреди Проклятого острова.

– В преисподнюю! – донесся до монарха надломленный, исполненный страха и ненависти голос. – Изыди туда, откуда восстал!

В помещении двигаться стало сложнее. Припомнив, что сделал Лен Алоа, перед тем как отправить его в провал, монарх поволок пленника по полу – тот пытался зацепиться за что-нибудь скрюченными пальцами и скреб ногтями по ковру, – обогнул кровать, задев ее боком, но не ощутив боли, и наконец увидел свой ларец.

Пока еще руки слушались лучше, чем щупальца. Подтянув метиса ближе, Уги-Уги схватил его за шею, приподнял. Глаза Алоа вылезли из орбит и налились кровью, напоминая две очищенные от шкурок спелые мягкие сливы. Он впился в мягкую складку на боку чудовища, терзая покрытую зеленоватыми пятнышками лиловую шкуру, не в силах повредить ее. Потом плюнул в лицо Уги-Уги. Тот облизнулся и сказал (собственный голос показался незнакомым, словно принадлежал какому-то чужаку, который говорил, в то время как монарх беззвучно разевал рот, лишь изображая речь):

– В преисподнюю? Сейчас сам увидишь ее, лад?

Он обвил щупальцем жилистое тело, прижав целую и обрубленную конечности к ребрам, развернул спиной к себе. Удерживая Лен Алоа в воздухе, одной рукой схватил его за волосы, а второй сжал челюсть, вдавил пальцы в скулы так, что рот врага раскрылся.