Анна Орлова - Пятый постулат

Под вечер на улице приморозило. Снег поскрипывал под теплыми валенками, весело светились окна, причудливо разрисованные ледяными узорами, — лучший мастер-стеклорез так не сделает! Там, в тепле, в уютном желтом свете, отдыхали, ужинали, кое-кто еще работал… Из одного дома доносился стройный хор голосов — видимо, встретились старые друзья и решили спеть хорошую песню. А может, к смотру талантов готовились, песня-то одна из лучших, «Вперед, к победе!» называется.

Маша не чувствовала холода — слишком уж хорошее настроение у нее было, а радовалась она тому, что ее наконец признали лучшей швеей-мотористкой области! Сам Второй секретарь приезжал, чтобы вручить Маше награду за ее нелегкий труд и вынести благодарность! У девушки все в груди замирало, когда она вспоминала одухотворенное лицо Секретаря, его вдохновенную речь…

Словом, этим вечером Маша (так ее ласково звали друзья, сокращая ее имя — Машинно-автоматическая швея № 372) была совершенно счастлива. Она шла домой с собрания и предвкушала, как станет рассказывать обо всем в общежитии обмирающим от восторга и зависти подружкам (хотя завидовать нехорошо, это все знают с детства), расписывать в красках, какой замечательный Второй секретарь Вождя — намного лучше, чем даже на самых красочных плакатах! И как он пожал ей руку — крепко пожал, по-товарищески, а потом отечески обнял за плечи, чтобы фотограф мог запечатлеть этот миг. И карточку обещал прислать, с подписью!

Девушка стянула рукавицу, нежно погладила выданный сегодня значок «Передовик производства», который теперь красовался у нее на тулупе, и ускорила шаг. Пошел снег, и Маша счастливо улыбалась, смахивая снежинки с ресниц и прижимая к груди толстенный том, который ей презентовали в награду за самоотверженный труд, — это были избранные сочинения самого Вождя! Даже его стремительная роспись имелась на титульном листе, там, где портрет, и ничего, что она отпечатана типографским способом — не может же Вождь каждому передовику подписывать книги лично, слишком много таких в их счастливой стране! Зато можно смотреть на портрет и воображать, как когда-то этот великий человек (на картинке он совсем молодой, даже без седины) взял ручку и расписался на своей фотографии, а потом сказал про себя: «Как хорошо, это увидят сотни, нет, тысячи молодых людей и будут знать, что я думал о них в этот миг!»

Ах, с каким наслаждением она будет читать сегодня перед сном его слова, пусть и знакомые до последней буквы, заученные наизусть еще в детстве, но от этого не ставшие менее прекрасными! Девушка даже зажмурилась, предвкушая удовольствие, когда вдруг поскользнулась и поняла, что падает. «Неужели строители не прикрыли яму?! — успела она подумать. — Какое безобразие, я напишу на них жа…»

Карета оказалась прекрасна, она стоила уплаченных денег — мастер не обманул. Мягчайший ход, будто сидишь в гостиной, а не едешь по загородной дороге, отделка превосходна, сиденья удобны. И, разумеется, умелец не позабыл о том, что на улице зима — в специальной жаровне тлели угли, и можно было скинуть шубу, не рискуя замерзнуть. Впрочем, Весьямиэль-зи-Нас’Туэрже любил тепло, а потому привычно кутался в нежный мех полярной куньи, гревший лучше любых углей.

Возок стремительно несся по укатанному снегу, полозья скользили отменно, а лошадей зи-Нас’Туэрже приказал запрячь самых лучших, самых быстрых и выносливых. Видно было, как идет пар от разгоряченных конских спин, слышно, как покрикивает кучер и щелкает кнутом — бить лошадей он никогда не бил, не было особой нужды, только подбадривал, чтобы бежали быстрее.

Весьямиэль все-таки распахнул шубу и поправил кружевной воротник. Ему казалось, что бриллиантовый зажим укреплен неровно, хотя перед выходом отражение в зеркале выглядело идеально! Не то чтобы он придавал значение подобным мелочам, он мог себе позволить легкую небрежность в одежде — это провинциалы пусть застегиваются под горло и крахмалят кружева, а таким, как он, отпрыскам древнейшего рода позволено явиться на бал хоть в распахнутом камзоле и даже без перчаток.

Но сегодня случай особый: он был приглашен в загородное имение матери-императрицы, а это дорогого стоило! Все знали, что в действительности правит вовсе не император, избалованный и слабый юноша, а его мать, вернее, мачеха — женщина достаточно молодая, с сильным характером, имеющая множество сторонников при дворе. Увы, она не успела родить сына императору, женившемуся на ней после кончины первой жены, иначе, конечно, посадила бы на престол родную кровь! Но мать-императрица и без того чувствовала себя прекрасно: молодой правитель легко поддался ее влиянию и фактически передал власть в ее руки. Ему так было спокойнее и удобнее, никто не мешал предаваться забавам, а красоваться на балах и приемах он умел отменно.

И вот эта в высшей степени опасная (и тем более привлекательная) дама почтила Весьямиэля личным приглашением! Нельзя было ударить в грязь лицом — он примерно представлял, какое предложение может сделать ее величество, ждал его уже давно, неустанно совершенствуясь в своем деле, а это было не так-то просто. И дождался наконец.

— Прибыли, господин! — Слуга распахнул дверцу кареты, холод проник внутрь, и Весьямиэль плотнее закутался в шубу.

Ему предстояло пройти всего несколько шагов, подняться по ступеням особняка, а там уж… Там он будет в своей стихии, и императрица останется довольна!

Он ступил на подножку, почувствовал — что-то не пускает его, понял, что подол шубы зацепился за сиденье, осознал, что падает, — все это в считаные мгновения.

«Только не это! — подумал он. — Растянуться перед входом — что может быть позорнее…»

Лежать было холодно. Весьямиэль открыл глаза… Странно, а когда это он успел их закрыть? Неужели, падая, он ударился головой и потерял сознание? Это вовсе никуда не годится! Теперь остается только с позором отправиться восвояси, ибо императрице наверняка уже донесли, как осрамился один из рода зи-Нас’Туэрже!

Он поднял голову — да, кругом снег, но… Где карета, где ступени особняка, слуги, наконец?! Весьямиэль лежал в глубоком сугробе, каких не могло быть перед парадным входом! И… вокруг простирался не какой-нибудь парк, а самый настоящий лес.

Внутри все похолодело, и вовсе не от мороза. Весьямиэлю доводилось слышать о забавах приближенных императрицы! Что, если его, не оправдавшего надежд, вывезли в лес и оставили умирать?! Ну, положим, сразу он не замерзнет, мех куньи греет прекрасно, но… Куда идти, что делать?.. «Прежде всего, не паниковать, — сказал он себе. — Вероятно, я где-то недалеко от поселения. Да и императрица вряд ли станет убивать одного из зи-Нас’Туэрже! Вот полюбоваться, каким я выберусь из леса, — другое дело».