Дмитрий Браславский - Игры чародея, или Жезл Ниерати

Воин проворно вскарабкался по лестнице и выглянул наружу:

— Я начинаю?

— Нет. Подожди, пока он выйдет.

«Должны же мы когда-нибудь их отпугнуть, — подумал легат. — По словам командора, в эту занюханную Нетерту уже несколько поколений никто не совался. Да и те, что сунулись, покоятся где-то неподалеку. И вот надо же, зачастили».

Особенно им докучал назойливый молодой человек, повадившийся навещать Нетерту, точно свое поместье. Описание передали архивистам лангера, но те только развели руками. А вот величественная пожилая дама, появившаяся здесь всего пару раз, опознана была без проблем — Жанна айн Крэгг, чародейка, место рождения — Докмар, отец…

— Открывают дверь в куполе, — сообщил Тарш.

— Акки, быстро на ту сторону. Поддержишь фантомов стрельбой из лука.

— Я же не умею стрелять из лука, мессир, — робко возразил маг.

— Ну и отлично! Есть надежда, что все останутся живы.

Отсалютовав, маг исчез.

Когда менее полугода назад молодой чародей появился в Нетерте с дюжиной воинов, никто в лангере не поверил, что это всерьез и надолго. Вот тогда и надо было действовать, а теперь… Но, похоже, в верхах до сих пор не могли договориться: командор не снимал их пост, но по-прежнему запрещал причинять чародею какой-либо вред. Охрану пощипать — и то с трудом уговорили.

— А вот и он! — плотоядно воскликнул Тарш.

— Выпускай фантомов!

— Сделано!

— Посторонись-ка.

Сбросив с плеча крупного паука, легат подхватил меч и двинулся вверх по лестнице.

— И что, мил человек, делает это простенькое колечко?

Гомон рыночной площади настойчиво стучался в плотно прикрытые двери лавки.

«А кому коврижек медовых, две штуки на грош! Кому!.. Эй, малый, убери руки, сперва деньги давай! Кому коврижек медовых!.. Воду носим, лишнего не просим!.. Кому пыль отменную, из лучших библиотек, для настоек-наливок…»

— Защита от дэхов воды. Двадцать талеров, — буркнул торговец и потянулся лишний раз протереть древние магические доспехи в дальнем углу.

Здесь, в полумраке, они могли привлечь хоть чье-то внимание. Панцирь, конечно, выправили, не без того. Только все равно можно было подумать, что в нем оборвалась жизнь еще Алосакты Кривого, зарубленного, как известно, полной сотней тяжелой кавалерии.

Торговля шла из рук вон плохо. А тут еще эта старуха! Такая во сне привидится — от хохота проснешься: на голове косынка, повязанная как у дебокасских пиратов, ярко-рыжий балахон небрежно перехвачен на поясе кожаным ремешком, плащ, в котором, наверное, сама Меркар (прости, прародительница, коли слышишь) хаживала, в руке — длинная клюка. Правда, старушенция не столько на нее опирается, сколько вертит, точно дубину, да в прилавки тычет. А чего тыкать-то, когда и слепому видно, что в карманах мышь в кулак свищет…

— Двадцать талеров? — Посетительница близоруко оглядела колечко со всех сторон. — А ну как продешевите?

Издеваться изволит?!

— Странный нынче покупатель пошел, — хмыкнул торговец. — Дорого — плохо, себе в убыток — опять нехорошо. Сами не знают, чего хотят. Был у меня с утра один такой — часа два мечи заколдованные выбирал.

— И как? — заинтересовалась его собеседница. — Да, кстати, и почем эти ваши ржавки?

Отложив колечко в сторону, она скользнула взглядом по развешанным на стенах лукам и мечам, потыкала клюкой в потемневшее от времени зеркало и громко чихнула, склонившись над прилавком с пыльными магическими жезлами.

— А никак! — торжествующе закончил торговец, со значением посмотрев на старуху. «Ржавки»! Да у него лучшее оружие в городе! Ну… почти что лучшее. Эх, женщина, она и есть женщина, что с нее возьмешь. — Знал бы этот эльф, чего хочет, не толокся бы тут полдня!

Однако посетительница ничуть не смутилась:

— Эльф? — Она задумчиво почесала кончик носа. — Да на кой ему ваше богатство-то сдалось? Таких зачарованных клинков, как у них в Шарьере, не то что в Трумарите, во всем королевстве не сыщешь!

— Чем это, интересно, Трумарит хуже других городов?! — обиделся торговец. — А вы, простите, тоже в оружии разбираетесь? Мне-то, темноте деревенской, сроду про эльфийские клинки слышать не доводилось. Гномьи — видел, добрая сталь, крепкая. Говорят, и хримтурсы — кузнецы отменные, да те все больше секирами да наконечниками копий славны. Но чтобы эльфы…

— Про хримтурсов не знаю. — Посетительница подкинула на ладони лежавший на прилавке кинжал, словно намереваясь запустить им в зеркало. — А у эльфов клинки славные. Не то что у некоторых.

— Ну так и езжайте в этот свой Шавьер, — еще больше насупился торговец, борясь с желанием выставить нахальную посетительницу за порог.

— Вы обиделись? — Старушка произнесла это таким тоном, каким сломавшего ногу заботливо спрашивают: «Болит?» — Да я же не к тому, что вы барахлом торгуете.

Хозяин лавки заскрежетал зубами.

— Ну простите, простите, увлеклась! Просто есть у меня одна вещица, которая действительно могла бы украсить…

— У вас? — не сдержался торговец.

— Ну да, а что тут такого? — Старушка приосанилась и на всякий случай бросила беглый взгляд в зеркало. — Правда, использовать ее могут только талиссы…

Торговец расхохотался:

— Ну да, причем в полнолуние и в присутствии особы королевской крови.

— Что-что? Что вы смеетесь-то?

Но, убедившись, что старушка никакая не покупательница, а совсем даже наоборот, хозяин лавки уже не видел смысла сдерживаться.

— Послушайте, матушка, — перешел он на покровительственный тон, — вы, видно, нездешняя?

— Ну… да.

— Тогда поверьте мне на слово: недели не проходит, чтобы мне не принесли на продажу Самую Могущественную Штуковину на всем Двэлле. Выглядит она, как правило, весьма неказисто, зато воистину творит чудеса: двигает горы, безошибочно указывает на спрятанные в земле сокровища, меняет людские судьбы и управляет ходом небесных светил. Но удивительно — это обычно сопровождается какой-нибудь малюсенькой оговоркой. Опять же, всегда разной, однако вот незадача: ее невозможно проверить здесь, на месте. Ну совсем никак.

— Значит, вы мне не верите. — Посетительница принялась воинственно постукивать клюкой об пол.

— Что вы, как можно! — разулыбался торговец. — С удовольствием приобрел бы ее у вас, и за достойное вознаграждение. Но вы уж простите меня, убогого: талиссы редко удостаивают своим присутствием мою лавочку. Если вы понимаете, что я хочу сказать.

— И вам даже неинтересно, что она делает? — поджала губы старушка.

— Не хотел бы задевать ваши чувства, но… Знаете, нисколько!

Возмущенно распахнув клюкой дверь, посетительница, к немалому облегчению торговца, наконец оставила его в покое.

Эта лавочка была последней на рыночной площади. И везде одно и то же.