Дмитрий Браславский - Игры чародея, или Жезл Ниерати

— А Зар потом потащит меня на закорках? — Кайал приоткрыл один глаз. — Что ты дергаешься? Тебе здесь плохо?

— Отлично, — промурлыкала Авертай, поболтав ногами. — Аранкх треплет мне нервы, третья талисса может напасть на нас в любую секунду. Лучше некуда!

— Орден и сам заинтересован, чтобы у нас все прошло гладко, — терпеливо и наверняка не в первый раз принялся объяснять жрец. — О том, что с Трэмани мы справились, я им сообщил. Если будет на то воля Госпожи, она найдет меня, где бы я ни был.

— Да знаю, — отмахнулась девушка. — Это-то я знаю. А третья талисса?

— Сидит в Трумарите и носа не высовывает. Даже я уже выучил! — подал голос Заратти.

С кем согрешила давно ушедшая за Грань мать чародея, в талиссе не знал никто. Но гаррасы поспешили избавиться от мальчишки, как только тот оказался способен сам добывать себе пропитание. И если бы его не приютили в Килузанской школе…

— Так, значит? Ну ладно… — Девушка сделала вид, что сердится. — Все-то вам ясно, все-то у вас гладко и спокойно. А вот котелок, между прочим, до сих пор не помыт!

— Эх, нет в жизни счастья, — лениво зашевелился Кайал. — В следующий раз притворюсь спящим.

— Тебя будить — одно удовольствие! — злорадно сообщила жрецу Авертай. — Но посуду вместо тебя я мыть не буду, не надейся. Моя очередь послезавтра — и не секундочкой раньше.

— Значит, завтра привал ближе к полуночи, — пробурчал жрец.

— Спи лучше. — Себ легко вскочил на ноги. — Ручей недалеко, а мне все равно что-то не сидится.

— Совесть мучает? — предположил эльф. — Плюнь в меня Эккиль, это неспроста!

— Совесть пусть вон Риндала мучает, — мотнул головой Себ. — И конечно, неспроста: представляешь себе, на что способен невыспавшийся жрец такой богини? В общем, я мигом.

Трэмани затаил дыхание. Он и без того испытывал Судьбу, подбираясь к эльфу так близко.

Себ спускался к ручью неторопливо, мурлыча себе под нос едва различимый мотивчик. Поднапрягшись, Трэмани узнал бесхитростную портовую песенку «Обними меня, малыш» — сколько раз ему и самому доводилось слышать ее, вернувшись из очередного плавания…

Как же давно это было — еще до того, как он встретил Сиэль. А теперь никого из них нет.

Мертвы. Все. До единого.

— Себ!

Эльф! Проклятие!

И вновь Трэмани с трудом удержал себя на месте. Только бы не сорваться, не кинуться навстречу этому мерзавцу.

— Чего тебе? — Себ продолжал беспечно идти вперед.

«Ну еще немножко, — взмолился Трэмани. — Пару шагов. Ну давай, давай же!»

— Быстро назад!

Приглушенное ржание лошади.

— Боги всемогущие! — Нога Себа нырнула в петлю.

Будь что будет. Трэмани что есть силы толкнул бревно, и оно покатилось с обрыва, приминая чахлые кустики и увлекая за собой рухнувшее на землю тело.

— Себ!

Скатившись следом, Трэмани метнулся к бревну. Падающей звездочкой сверкнул меч.

— Себ!

Разбрызгивая воду и оскальзываясь на камнях, Трэмани бросился вниз по руслу ручья.

Нет, глупо. Если уж эльф почуял лошадь… Но как, как он ее почуял?!

Подпрыгнув, Трэмани ухватился за свисающий над водой сук.

— Он мертв! Сюда!

«Повезло. Просто повезло. Судя по голосу, это Кинард. Значит, эльф все еще у моей несчастной коняги».

Подтянувшись, Трэмани перебросил тело на сук. Прижался к нему, как не прижимался, наверное, даже… Да что там — ни к кому не прижимался!

Видно ли его снизу?

Все, поздно — Кинард уже у ручья.

Главное — не пошевелиться. Главное — выжить. Несмотря на то, что от налившейся свинцом лодыжки расползается боль. Несмотря на то, что он потерял коня. Несмотря на то, что талисса Авертай едва ли теперь подпустит его к себе близко.

Главное — выжить. Потому что, пока он жив, можно быть уверенным: те, кто убил его друзей, и сами вскоре будут мертвы.

— Лес… — потерянным голосом объявил Мэтт.

— А ты что ожидал увидеть? Море разливанное? — фыркнул Торрер.

— Дорога…

— Где дорога? — мстительно продолжил эльф. — Какая такая дорога? Не было тут никакой дороги.

— Мэтти, присядь, — сжалился Макобер, видя, что гнома вот-вот хватит удар. — А мы пока дорогу твою поищем.

— И ты туда же! — рявкнул Мэтт, постепенно приходя в себя. — А вот заметил ли кто-нибудь из вас, что вместе с трактом еще кое-что исчезло?

— Ну например? — поощрил его эльф.

— Дубы вдоль обочины, вот что!

— Дубы — это, конечно, потеря, — сокрушенно подтвердил Торрер. — Как там тебя Мак назвал? «О прозорливейший из гномов»? А ты часом не заметил, что вокруг нас теперь ельник?

Сзади что-то подозрительно булькнуло. Обернувшись, гном уткнулся взглядом в затылок Хельга айн Лейна, внимательно изучавшего резьбу на воротах.

— Хельг, а поблизости от Трумарита вообще есть такие леса? — опередила гнома Бэх. — Ты-то хоть понимаешь, что происходит?

— Колдовство какое-то происходит, — прикинул страж. — Анди к этой свистопляске никакого отношения не имеет, а без нее никто из богов дубовую рощу с ельником менять местами не будет: себе дороже выйдет.

— Так уж и дороже? — задорно спросила девушка, кладя руку на медальон.

— Ну, примерно как для Анди, ежели она в бой полезет, — в тон жрице ответил Хельг. — Не наши это места, не этренские.

— На окрестности Гайтана смахивает, — медленно проговорил Хагни Моргиль. — Бывал я как-то в тех местах.

— На колдовство тоже не очень похоже, — возразила стражу Мист. — Такую бессмыслицу ни один волшебник творить не станет. — Подойдя к первой попавшейся елке, чародейка растерла пару иголок между пальцами. — Нет, не морок. Да и что толку от нас дорогу скрывать?

— Разве что ради Мэтта. — Настроение Торрера поднималось на глазах. — Хельг, а ты можешь сказать, нам вообще куда?

— Если они не повернули вспять солнце, на взмах. — Посмотрев на небо, страж прищурился. — Полдень давно миновал, значит, надо стараться идти так, чтобы оно оставалось за правым плечом.

— Ну, пошли, — обреченно вздохнул Мэтт. — Эх, Торрер, Торрер… Был бы ты чародеем, я бы знал, кого нам благодарить.

— Узнаем, — пообещал гному Макобер. — Рано или поздно мы это точно узнаем. И я ему не завидую.

Однако в первую очередь они не позавидовали самим себе. Временами ельник ослаблял объятия и позволял талиссе немного передохнуть, но по большей части скучать не приходилось: бурелом сменялся оврагами, овраги — цепляющимся за одежду сухостоем. Мэтту повезло лишь в одном: спотыкаться о корни ему практически не приходилось.

«Привыкнуть к такому, наверно, можно, — пыхтя, подумал гном. — Но мечтать здесь жить… Надо будет как-нибудь добраться до этой торреровской деревушки. Хвалить-то он ее хвалит, но ведь сбежал же! А вот родственники его, подозреваю, так до сих пор на елках и сидят. Каждый на своей».