Александра Лисина - Право сильнейшего. Книга 1.

То, что я живая и уже не сплю, было ясно даже дураку.

То, что на меня никто не покушается, было странно, но вполне объяснимо - работал амулет Храма.

То, что самка кахгара тоже его чувствовала, вообще не вызывало вопросов.

Но вот то, что она так самозабвенно сопит мне в подмышку, уже интересно.

Скосив глаза на зубастую морду, почти касающуюся носом моей окровавленной одежды, я убедилась, что Тварь действительно спит, и озадаченно нахмурила брови.

Странно. Непонятно. Но обнадеживает.

Второй факт - я не просто нахожусь в логове кахгара, но еще и заметно восстановилась. Безумной слабости больше нет. Руки-ноги уже не дрожат. Я могу спокойно сесть, встать и даже походить... в чем немедленно и убедилась... и никто при этом не чинит мне препятствий и даже ухом не ведет, как будто так и надо. Более того, мой человеческий запах не производит на нежить ровным счетом никакого неблагоприятного впечатления. Даже, я бы сказала, наоборот - вон, какая блаженная морда стала у самки, когда я, поднимаясь, ненароком ткнулась носом в ее шею. Даже на спину повернулась, зараза такая, охотно подставляя закрытое толстым панцирем пузо. А потом громко вздохнула, потому что я посторонилась и отошла подальше, дабы не оказаться под этой тушей целиком.

Другая непонятная вещь: общеизвестно, что Твари ВОНЯЮТ. Причем, не просто воняют, а воняют жутко. Хоть живые, хоть дохлые. В смысле, полуживые и окончательно мертвые. А эти...

Я недоуменно принюхалась.

...почти не пахнут. Ну, мертвечиной не пахнут точно, хотя сильный запах дикого зверя все же присутствует. Хотя оно и понятно - две таких громадины наверняка испаряют какие-то пахучие молекулы. То ли пот, то ли феромоны, то ли еще какую-то гадость. Как все нормальные звери. Но тогда я не понимаю, в чем дело, и не могу объяснить разницу между этими Тварями и теми, которые обитали в Хароне.

Они что, какие-то другие? С ними что-то не так? Болеют? Маскируются? Водят меня за нос? Или, может, у меня появились проблемы с нюхом? Этой ночью из меня так лило, что рецепторы могли атрофироваться или вообще исчезнуть... ну да, только в таком случае я не должна чувствовать вообще ничего. А я прекрасно дышу, отлично ощущаю ароматы двух крупных зверей, могу точно сказать, в какой стороне у них тут туалет. И вообще, много чего замечаю. Даже вижу, что с другой стороны от самки ко мне потихоньку подбираются два крохотных лысых комочка, тыкающихся еще слепыми мордами то в мамку, то в мой сапог и явно отыскивающих титьку.

Так. У меня, кажется, снова начались глюки.

В полной уверенности, что брежу, я присела на корточки и протянула руку, но крохотные новорожденные кахгары, едва достигающие размеров взрослой кошки, были вполне осязаемыми. Одного я даже взяла с земли и осторожно погладила, услышав в ответ тихое урчание и почувствовав, как мой палец требовательно обхватили губами.

Ага. Думает, что мамка - это я. Ну-ну.

Пока отложив мысль о бреде в сторону, я повернулась, одновременно отыскивая глазами то место на животе у мамаши, где могли бы быть соски, но, наткнувшись на ее внимательный, нечеловечески разумный взгляд, невольно замерла. Проснувшаяся от писка детеныша самка смотрела на меня почти в упор, пристально, цепко, но при этом удивительно спокойно. Сбежать от нее в логове не было никаких шансов. Сражаться в такой тесноте, где едва можно развернуться, нереально. Убеждать, что мелкого никто не желал обидеть, бесполезно. Но... она вроде не выглядела злой или раздраженной. Просто смотрела и ждала, что будет дальше. Поэтому, спустя пару мгновений остро возникшего невроза, я нервно хмыкнула и кивнула на малыша.

- Голодный. Чем ты его кормишь?

Вот уж когда я действительно ощутила себя ненормальной. Стоять в логове взрослой Твари, до этого оседлать ее, как простого коня, держать на руках новорожденного кахгара и при этом вести беседы с его громадной и смертельно опасной матерью... что может быть безумней?

Но у меня, кажется, включился в голове какой-то ограничительный стопор - я уже ничему не удивлялась и ничего не боялась. Вообще. Как вырубили меня. Рассуждать еще могу, сопоставлять и анализировать - тоже. Но испытывать сильные эмоции - нет. Совсем. Как если бы вместо них включился холостой ход, и теперь, кроме вялого удивления и вялого же беспокойства, в моей душе ничего не ворохнулось.

Может, это и есть сумасшествие?

Самка, какое-то время посверлив меня крупными алыми глазами, шумно выдохнула, обдав волной холодного (почему-то!) воздуха, как из морозильника. После чего странно скрючилась, напряглась и, словно действительно меня поняв, отрыгнула между лапами небольшой бесформенный комочек какой-то вязкой зеленоватой субстанции. К которой я, недолго думая, и поднесла требовательно причмокнувшего детеныша.

Блин. Чем я тут занимаюсь?!

Но детеныш оказался очень доволен - едва ткнувшись слепой мордой в эту гадость, он накинулся на нее голодным зверем и в мгновение ока слизал все подчистую. После чего отвернулся от мамаши и, так же требовательно пискнув, упрямо пополз к моему сапогу.

Я пожала плечами и отступила, чтобы его не раздавить, а потом вообще отошла к дальней стене, после чего, опустившись на землю, попыталась немного подремать. Все-таки стрессы у меня накануне были ого-го. Неудивительно, что организм по-прежнему требовал отдыха. И я не стала возражать. Может, тогда меня отпустит это непонятное чувство апатии? И, может, тогда я все-таки пойму, что со мной происходит?

На этой, довольно-таки равнодушной ноте я закрыла глаза.

Однако спустя некоторое время в мое бедро снова что-то мягко толкнулось - упрямое, слабое, но явно живое и активно копошащееся где-то в районе колена. Пришлось ненадолго отвлечься и от волнами набегающего сна, и от назойливых мыслей, то и дело пытающихся его прогнать. Лишь для того, чтобы опустить взгляд и увидеть знакомую сморщенную мордочку все того же упрямого малыша, а затем тяжко вздохнуть (вот настырный!), развернуть его в обратную сторону и, подтолкнув для верности под зад, строго велеть:

- Кыш.

После этого я, видимо, все-таки задремала. Пережитое здорово сказалось на душевном самочувствии, потому что я снова спала долго и так крепко, что совершенно не слышала того, что происходит вокруг. У меня даже снов никаких не было. Как не было ни тревог, ни страхов, ни сомнений. Только смутно шевелилось где-то в груди вялое, неосознанное беспокойство, но и оно очень долго не могло вытащить меня из оков подозрительно глубокого сна, чтобы растормошить, помочь скинуть опасное равнодушие и напомнить о чем-то важном.

Открыв глаза во второй раз, признаться, я с немалым трудом вспомнила, где нахожусь и почему вообще сюда явилась. Мне пришлось потратить несколько долгих минут, чтобы вспомнить, кто я, как тут оказалась, и что вообще произошло. Но вот когда это все-таки удалось, я со внезапной ясностью поняла, что мое эмоциональное состояние заметно улучшилось. Вернее, что ночные тревоги не просто позабылись, хотя когда-то это казалось невозможным, но еще и потеряли свою остроту. Они словно стерлись, смазались, подернулись какой-то дымкой. Как будто это случилось со мной не вчера, а много месяцев назад. Так, что я успела и вдоволь нагореваться, и наплакаться, и выругаться в сердцах на несправедливость жизни. А потом потосковать, поговорить по душам с понимающим человеком, что-то осознать, понять, напиться до полусмерти, старательно обо всем забыть и... начать жить заново, будто бы ничего не произошло.