Дмитрий Веприк - Легенда о гибели богов

— Милейший хозяин! Прости, но я тоже оказался невежей и действительно обманывал тебя. Мое настоящее имя Тесей, сын Эгея. Пусть это останется между нами, но моя мать утверждала, что на самом деле я зачат Посейдоном. Наследством же моим будет вся Аттика. Почтенный Прокруст, если меня не подводит зрение, то ты сам перерос свое ложе на одну голову!

Прокруст стонет. Рука Тесея тянется за мечом.

Храня в себе свое прошлое, свои сомнения, свою силу, Человек-с-гор продолжает жить в Спарте, занимаясь тем, чем занимался всегда. Хотя почти каждый день приносит что-то новое, внешне эта жизнь состоит из череды будничных мелочей. Иногда он пытается угадать стоящую за иными из этих мелочей чью-то сильную волю, но всякий раз убеждается, что нет в происходящих вокруг него событиях ничего такого, чего нельзя объяснить игрой случая или обычным столкновением людских характеров.

В один прекрасный день к нему является некий верный раб. Его хозяин, рассказывает он, человек знатный, достойный и богатый, потерял зрение после удара дубиной по голове. Может быть, знахарь попробует сделать что-нибудь?

— Может и попробую, — говорит Человек-с-гор. — А твой хозяин готов заплатить за мои усилия? Если, конечно, они увенчаются успехом.

— Кто же не заплатит за то, чтобы снова увидеть свет? Мой хозяин...

Естественный здравый смысл подсказывает, что если можно поговорить с хозяином, то не стоит тратить время на долгий диалог с рабом.

— Я знаю твоего хозяина. Впрочем, я не отказываюсь. Идем.

Пройдя по улице славного города, они входят под крышу богатого дома. Несмотря на ранний час, хозяина они застают за обеденным столом.

Так уж повелось, что среди слепцов куда больше поэтов и пророков, чем среди зрячих. Хотя ведь каждый поэт — немного пророк, а каждый пророк — немного слепец. Впрочем, это совсем иной случай. Знахарь немного знает его, а вот слепец — нет. Что, впрочем, не мешает ему иметь собственное самостоятельное мнение.

— Я знаю, кто ты такой! — слышит о себе Человек-с-гор. — Ты проходимец!

Получив по голове дубиной, этот слепец не обрел ни пророческого дара, ни поэтического вдохновения. Знахарь улыбается, но чтобы оценить значение этой улыбки, хорошо бы иметь зрение.

— Ладно, — произносит слепец, найдя на ощупь чашу с вином. — Твоя цена, знахарь!

Человек-с-гор снова улыбается и называет цену, от которой незрячие глаза слепца вылезают на лоб:

— Три таланта золота!? — задыхаясь от избытка чувств, повторяет он. — Да ты с ума сошел, бродяга! Ты даже не поднимешь такую тяжесть.

Это не так — но Человек-с-гор не спорит.

— Я и не стану этого делать. Мы вместе истратим это золото на посвятительные дары великому и светлому богу Аполлону. Так что, прозрев, ты еще и получишь случай прославить себя своим благочестием.

Слепца эта перспектива не слишком вдохновляет:

— А что если у тебя ничего не получится? — интересуется он, ловя обостренным слухом перешептывание слуг и домочадцев. — Чем ты тогда возместишь свое нахальство?

— Каждый из нас может ошибаться.

— Я позабочусь, чтобы прогнали тебя палками до лаконийской границы.

— Это жестокое и несправедливое условие, — слышит в ответ слепец. — Но я принимаю его.

— Что же требуется от меня?

— Сейчас — сидеть тихо, не задавая пустых вопросов.

Затихает даже шепот. Сперва слепец чувствует легкие прикосновения пальцев знахаря. Потом приходит странное ощущение тепла, перед внутренним взором вспыхивает ожерелье огней, чуть кружится голова и немеет тело. Ему чудится падение — а потом он видит свет.

Не выдворенные домочадцы следят за происходящим, как за священнодействием.

— Теперь можно взвешивать золото.

Однако убедившись в исцелении, слепец начинает торговаться. Три таланта золота, заявляет он, за такой недолгий труд — вещь неслыханная:

— Особенно для такого оборванца, который не сумел даже обзавестись новым плащом.

Человек-с-гор глядит на него, улыбаясь:

— А годы, потраченные мной на обретение моего знания — они ничего не стоят? — интересуется он. — Годы поисков, лишений, одиночества?

— Я собираюсь платить тебе за выполненную работу, а не за неприятности прожитой тобой жизни!

Он еще улыбается:

— Ну, если цена чрезмерна...

Быстрое и легкое движение руки. Излеченный хватается за глаза. В них снова темнота. Уже навсегда. Знахарь уходит, и никто не решается задержать его.

Однако вечером, садясь у общего очага, Человек-с-гор знает, что это последний такой вечер.

— Только что в мое окно влетела стрела, — говорит он замкнувшемуся в себе хозяину.

— Ты сам виноват, — слышит он в ответ. — Ты не уважаешь людей. И ни с кем не хочешь считаться.

Знахарь протягивает руку за миской с пшенной кашей:

— Это люди не хотят считаться со мной... Впрочем, я уже понял, что для меня пришла пора покинуть славный город Спарту.

Ночью Медея, дочь Ээта, жена Эгея, царя Аттики, видит сон.

Ей снится могучий воин, запрягающий в парное ярмо двух огнедышащих быков, от дыхания которых осыпается пеплом трава. Однако огонь бессилен против воина, спокойны великие горы ее страны, увенчанные короной вечных снегов, и она глядит во все глаза, как укравший ее сердце гонит упряжку под стены замершего в трепете города, чтобы вспахать каменистое поле, посвященное богу войны...

Медея просыпается от детского плача. Ее сын испуган каким-то ночным кошмаром, и жестом прогнав прибежавших служанок, она переносит его на свою постель. Успокоенный, он, наконец, засыпает.

Медея закрывает глаза — и видит прежний сон.

...Поле вспахано, и одинокий воин, шагая по пашне, бросает в глубокие борозды зубы дракона. Когда брошено последнее зерно невиданного посева, человек поднимает голову. Он смотрит на гребень крепостной стены, на нее, на стоящего рядом царя Колхиды. «Я выполнил условия, царь! — кричит человек — Твой черед платить!». «Погоди, Ясон, — отвечает Ээт, — дождемся урожая». Ясон не успевает возразить. Он видит ползущие из земли верхушки бронзовых колосьев — которые оказываются наконечниками копий. Сомкнув ряды, выросший из земли отряд наступает на посеявшего зубы дракона. Медея слышит хохот отца, вскрикивает — и просыпается.

Ее единственный сын испуганно всхлипывает с открытыми глазами. Она снова прогоняет служанок, снова усыпляет его, засыпает — и сон возвращается.

...Оттесненный рядами копий, человек отступает к городской стене. Бросив на землю свой щит, он вдруг поднимает тяжелый камень — и швыряет его в центр строя. Ряды воинов разрываются. Теперь они дерутся друг с другом, ломая оружие и с воем сходясь в рукопашной. Бросившись вперед, человек смешивается с ними и его меч сразу окрашивается кровью. Воины гибнут один за другим...