Кристофер Паолини - Эрагон

Дракон был не больше локтя в длину, но в нем уже чувствовались достоинство и благородство. Чешуя его отливала глубокой синевой благородного сапфира. Эрагон уже догадался, что найденный им синий камень на самом деле вовсе не камень, а яйцо. Когда дракончик расправлял крылья, очертания его тела становились несколько угловатыми. Крылья были в несколько раз длиннее туловища, и на конце каждого виднелись тонкие костистые пальчики, издали напоминавшие страшные растопыренные когти. Голова дракона была почти правильной треугольной формы. Из-под верхней губы торчали два еще маленьких, но очень острых изогнутых белых клыка. Когти на лапах тоже были почти белыми, цвета слоновой кости, и зазубренными по внутренней стороне. Цепочка невысоких пока что шипов тянулась вдоль хребта ящера от основания черепа до кончика хвоста. В том месте, где соединялись шея и плечи, была ямка и самый широкий промежуток между шипами.

Стоило Эрагону пошевелиться, и дракон тут же резко повернул голову, уставившись на него прозрачными и холодными как лед голубыми глазами. Эрагон так и застыл, понимая, что, если такой противник решится атаковать, ему несдобровать.

Но дракончик вскоре утратил к нему всякий интерес и принялся обследовать комнату, неуклюже переступая когтистыми лапами и попискивая, если налетал на мебель или на стену. Потом, мелко трепеща крыльями, взлетел, плюхнулся на постель и, все так же жалобно попискивая, подполз к подушке. В его приоткрытой пасти виднелись ряды острых зубов. Эрагон с опасением присел на краешек постели; дракон осторожно обнюхал его руку, пососал рукав и отвернулся.

Эрагон с улыбкой смотрел на это крошечное, но уже весьма грозное существо. Потом легонько протянул правую руку и погладил дракончика, но тут же с воплем ее отдернул: мощный разряд неведомой энергии ударил его, пройдя по руке в плечо и мгновенно распространившись по всем жилам, точно жидкий огонь. Рука тут же онемела. В ушах стоял звон металла, свирепая боль пронзала тело. Эрагон хотел вскочить с кровати и не смог: конечности отказывались ему повиноваться. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем живое тепло вновь хлынуло в его омертвелые члены и он наконец сумел распрямить их. Его била дрожь, колени подгибались, но он все же заставил себя встать. Правая рука совершенно ничего не чувствовала, пальцы не двигались, и Эрагон в ужасе смотрел, как посреди ладони возникает и расплывается странное белое пятно овальной формы. Кожа в этом месте страшно чесалась и горела, точно после укуса ядовитого паука. Сердце в груди билось как бешеное.

Хлопая от растерянности глазами, Эрагон тщетно пытался понять, что, собственно, с ним такое случилось. Вдруг в мозгу его возникло странное ощущение — словно кто-то невидимый коснулся его мыслей, как касаются пальцем руки собеседника, желая обратить на себя его внимание. Затем это ощущение пропало, но вскоре возникло снова, на сей раз сконцентрировавшись в некое подобие мысли: пожалуй, это любопытно, думал Эрагон. Казалось, рухнули невидимые стены, до сих пор державшие в заточении его разум, и теперь он обрел способность ко всему на свете прикасаться с помощью мысли. Ему даже стало немного страшно: а что, если он просто выплывет из своего тела наружу, а назад вернуться не сможет, превратившись в духа воздуха? Испугавшись незнакомых ощущений, он прервал этот странный мысленный контакт с неведомым собеседником, и все сразу исчезло, словно он всего лишь закрыл глаза.

Эрагон с подозрением посмотрел на неподвижного дракона. Чешуйчатая когтистая лапа требовательно поскребла по простыне, и он вздрогнул, но никакого энергетического удара не последовало. Озадаченный, он снова осторожно погладил дракончика по голове. Легкое покалывание пробежало по правой руке к плечу , и дракон потерся о его руку, выгибая спину, как кошка. Эрагон ласково провел пальцем по тонким перепонкам крыльев. На ощупь они напоминали старый пергамент — такие же бархатистые и теплые, — но казались еще чуточку влажными. В сотнях тонких вен, пронизывавших крылья, пульсировала кровь.

И снова в мозгу его возникло то же странное ощущение — точно чье-то осторожное щупальце касалось его мыслей, но сам он на этот раз ощущал не любопытство, а какой-то невероятный, всепоглощающий, звериный голод. Вздохнув, Эрагон встал с постели. Ему казалось, хотя он и не был в этом до конца уверен, что он только что мысленно «разговаривал» с драконом. Единственное, в чем он был совершенно уверен, что этот дракон — существо таинственное и очень опасное. И все же малыш, распластавшийся у него на постели, казался таким беспомощным и так жалобно пищал от голода, что вряд ли способен был прямо сейчас принести кому бы то ни было большую беду. А о том, что будет, если Эрагон оставит дракона у себя, можно было только догадываться. В общем, Эрагон, решив, что подумает обо всем позже, быстро погладил дракончика по голове, чтобы успокоить, и тихонько вышел из комнаты, неслышно затворив за собой дверь.

Вернувшись из кладовой с двумя полосками вяленого мяса, он обнаружил, что дракон сидит на подоконнике и любуется луной. Мелко порезав мясо, он один кусочек предложил своему питомцу, и тот, осторожно обнюхав угощение, каким-то змеиным движением выбросил голову вперед, схватил мясо и мгновенно проглотил его с таким звуком, с каким пробка вылетает из бутылки. Потом дракончик ткнулся носом в руку Эра-гона, требуя еще.

Эрагон кормил его, стараясь держать пальцы подальше от острых зубов, пока от принесенного мяса не остался один-единственный кусочек. К этому времени брюшко малыша раздулось, как шар, но, когда Эрагон протянул ему последний кусок, он задумчиво его обнюхал, лениво щелкнул челюстями и проглотил. Насытившись, дракончик залез к Эрагону на колени и свернулся клубком. Во сне он слегка похрапывал, и с каждым всхрапом из ноздрей у него вырывался черный дымок. Эрагон с изумлением и восхищением смотрел на это крошечное, но уже грозное существо.

Решив, что малыш уснул достаточно крепко — во сне горло маленького ящера чуть подрагивало и оттуда вырывалось как бы негромкое пение или мурлыканье, — Эрагон, нежно прижимая его к себе, лег на кровать, а дракона переложил на подушку. Тот, не открывая глаз, с довольным видом разлегся там, обвив хвостом столбик изголовья. Эрагон лежал рядом, выпрямив наконец усталую руку и глядя открытыми глазами в кромешную тьму.

Перед ним стояла мучительная дилемма. Вырастив дракона, он мог стать одним из легендарных Всадников. В народе очень любили истории о них, и он тоже слышал их немало. С другой стороны, если слуги Империи этого дракона обнаружат, и самого Эрагона, и всех членов его семьи ждет неминуемая смерть, если он (разумеется, вместе с драконом) не пожелает перейти на сторону короля Гальбаторикса. И никто не сможет — да и не захочет — им помочь. Проще всего, конечно, было бы взять и убить дракона, пока он так мал, но Эрагону даже сама мысль об этом показалась настолько отвратительной, что он сразу же отмел ее. Все-таки драконов в Алагейзии издревле слишком почитали, чтобы он мог всерьез рассматривать подобный вариант решения этой проблемы. «И потом, — продолжал размышлять Эра-гон, — как предатель сможет что-то о нас пронюхать? Мы живем на отшибе, ферма у нас самая обыкновенная, вряд ли что-то тут может привлечь внимание чужака».