Елена Хаецкая - Полководец

Этгива положила его на землю, перешагнула через него и ушла, напевая и пританцовывая.

Енифар переползла на то место, откуда исчез Арилье, обхватила руками землю, на которой он лежал, и снова заснула.

Отец стоял на ветке большого дерева.

Ветка простиралась почти на всю ширь поляны. Дерево было одинокое, избитое молниями, почти совершенно мертвое, с множеством черных дупел, где обитала всякая живность. Но эта ветка упорно зеленела и властвовала над немалым пространством.

И Джурич Моран стоял на ней — босой, в убогих лохмотьях, но ужасно гордый, с развевающимися волосами, и, кажется, веселый.

— Эй, дочка! — заорал он, едва завидев Енифар.

Енифар подбежала к дереву и задрала голову вверх.

— Джурич Моран, — позвала она и заплакала.

Моран нахмурился, наклонился, крепко вцепившись в древесную кору пальцами ног.

— Ты это чего, ревешь, что ли? — возмутился он. — Дочь Джурича Морана плачет?

— Дочь Аргвайр плачет, — сказала девочка. — Этого тебе довольно?

— Ни в коем случае! — отрезал Моран. — Недовольно мне ничего. Я вообще жутко недоволен! С кем ты связалась? Кто он?

— Арилье.

— Эльфийское имя. Ты сошла с ума?

— Он тролль.

— Он мститель? Я думал, этот обычай давно отошел в прошлое.

— Был Арилье-эльф, который убил всех в роду, кроме младшего. Младшего назвали Арилье-тролль, чтобы он стал мстителем. И Арилье встретил Арилье, и только один Арилье остался на свете, и теперь этот единственный Арилье — тролль. По-моему, такое можно считать победой троллей.

— Ты права, — пробурчал Джурич Моран. — Ладно, разрешаю. Водись со своим Арилье.

— Я и без твоего разрешения с ним вожусь, — надулась Енифар.

— Эй, Енифар! — крикнул Моран, выпрямляясь.

Он выпрямился вовремя, чтобы подставить лицо порыву холодного ветра, и с удовольствием ощутил длинные ледяные воздушные пальцы у себя в волосах. Но потом эти пальцы забрались к нему под лохмотья, и Моран недовольно поежился.

— Спустись ко мне, отец, — попросила девочка. — У меня шея болит — на тебя смотреть.

Он никак не показал, что слышит ее просьбу. Вместо этого он спросил:

— Куда ты направляешься вместе со своим Арилье?

— В Калимегдан, разве ты не знаешь?

— Кто послал тебя в Калимегдан?

— Моя мать.

— Зачем она это сделала?

— Она говорит, что только в Калимегдане мне расскажут, как тебя найти.

— Ты уже нашла меня, Енифар. Для чего ты идешь в Калимегдан?

— Это обитель Мастеров, отец. Они изгнали тебя из Истинного мира, они же и знают, как тебя вернуть.

— Они ответят тебе, что я оставил слишком много злых вещей и что не будет мне прощения, пока все эти вещи не исчезнут.

Девочка доверчиво смотрела на отца. Джурич Моран спрыгнул с ветки, легко приземлившись рядом с Енифар. Она засмеялась, когда они оба повалились на траву под деревом. Моран пощекотал ее нос и, пока она чихала, произнес:

— Они не позволят мне вернуться, пока не уничтожат все, что я успел создать.

Енифар плохо расслышала эти слова, потому что все чихала и чихала, а когда она наконец перестала чихать, Джурич Моран уже исчез.

— Ты идти сможешь? — спросила Енифар, когда Арилье открыл глаза и уставился на нее.

Он молчал и смотрел на девочку. Это продолжалось так долго, что Енифар наконец смутилась.

— Что? — спросила она. — Не узнаешь меня? Или не помнишь себя? Ты вообще-то что помнишь?

Арилье не ответил.

Енифар уронила руки на колени и закричала:

— Ой, беда мне с тобой! Почему ты не согласился взять телегу? Я закопала бы тебя в опилки! Ты бы ехал там, с нашими припасами, и горя бы мы не знали, и ты бы ел наши припасы, и опилки сыпались бы из твоих волос, когда я вытаскивала бы тебя, чтобы ты мог подышать воздухом… А теперь ничего этого не сбылось. Ты вообще-то жив?

Арилье сказал:

— Да.

Она живо наклонилась над ним:

— Ты меня-то помнишь?

— Енифар.

— Отлично! Все лучше и лучше! А сам ты кто?

— Арилье… Ты меня задушишь, пусти.

Девочка нехотя отодвинулась.

— У тебя спина болит?

— Да.

— Тут была фэйри, верно?

— Похоже на то… Ты спасла похлебку, Енифар?

— Как ты можешь думать о похлебке! — возмутилась Енифар. — И вообще, о чем ты думаешь?

Она подняла палец к небу, как бы призывая в свидетели облака и ядовитое солнце троллиного мира.

— Я знаю все твои мысли, Арилье-тролль! Ты вот как думаешь: фэйри спасает жизнь, а Енифар спасает похлебку. Да? Ну так вот, — не дав ему ответить, продолжала девочка, — все это клевета. Кто спасает похлебку, тот спасает и жизнь. К примеру. О чем ты подумал в первую очередь, как очнулся? О фэйри? Нет. О стреле, которая больше не торчит из твоей спины? Вовсе не о стреле! О крови, которая вся должна была вытечь из твоего тела? — Она затрясла головой. — Ты подумал о еде. И — вот она, еда! Кто спас для тебя еду? Енифар.

— Ты моя великая госпожа, — сказал Арилье. — Ты наследница мира. Ты — дочь Морана, лучшее из его творений.

Девочка странно посмотрела на Арилье:

— Знаю.

А потом подошла к погасшему костру и принялась размешивать содержимое котелка коротенькой палочкой.

Арилье с трудом сел. Боль в спине почти прошла, осталась лишь слабость. Вчера здесь была фэйри. Не Ратхис — Ратхис явилась бы к Броэреку, который погиб неведомо где, неведомо как, — нет, сюда приходила Этгива. Вторая половинка погасшего существа. Она что-то сделала с Арилье, а потом исчезла. Енифар была при этом, но спрашивать у нее бесполезно, и на то есть две причины. Арилье посмотрел на две ветки, лежавшие возле кострища. Первая: Енифар не станет отвечать, если спросить ее о фэйри, потому что ревнует. Подумав так, Арилье мысленно убрал одну из веток и сосредоточился на другой. Вторая причина: в любом случае Енифар видела не то, что представлялось Арилье, и оба они почти наверняка видели не то, что происходило на самом деле. Вторую ветку Арилье тоже убрал из своих мыслей. Вот две причины воздержаться от вопросов касательно фэйри.

Ступив на дорогу до Калимегдана, Арилье невольно оказался в области сновидений, лживых и пророческих; но это были сновидения троллиного мира, и ложь их была троллиной, и пророчества здесь изрекались так, чтобы их понимали тролли. Арилье просто терялся среди них. Он никогда прежде не задумывался над тем, как мучительно очутиться в чужом сне и быть его второстепенным персонажем.

Они задержались на поляне лишь для того, чтобы подкрепиться остывшим варевом, собрать вещи и высвистать из леса лошадей. Арилье не захотел думать о том, куда подевались трупы; лошади, очевидно, были весьма сыты, их шкуры лоснились, и они облизывали губы длинными толстыми языками с видом полного довольства.

Енифар сама оседлала обеих лошадок и помогла Арилье забраться в седло. Затем они тронулись в путь.