Диана Удовиченко - Южная пристань

А потом кто-то закричал: «Вон он — вор! Караул!» И в начале улицы ктото нестройно и часто загрохал сапогами. И я, несмотря на пляшущие перед глазами пятна и не утихшую еще боль в животе, бросился бежать, не разбирая дороги, по улицам, переулкам и закоулкам, пока не выбежал на треугольную площадь, полную народа, несмотря на ночное время суток. Растворившись в толпе, я оказался в безопасности до тех пор, пока кто-нибудь не узнает лицо с плаката.

Причина собрания толпы оказалась банальна — на площади публично секли пойманного вора. Что ж, народ охоч до зрелищ в любом из миров. Чтобы не выделяться, я попытался пролезть поближе к центру площади, посмотреть на экзекуцию и посочувствовать невезучему коллеге. Пролез и оторопел. С эшафота прямо на меня большими зелеными полными мольбы глазами смотрела та самая цыганка-карманница, которая пыталась обворовать меня несколько дней назад. Палач деловито работал плетью, и девушка с каждым ударом открывала рот в беззвучном крике. А народ кричал: «Да вздернуть ее и дело с концом!», «Одним вором меньше!». А стража обходила толпу вокруг, вглядываясь в лица, ища меня.

Мне бы ускользнуть, раствориться, как предрассветный туман. Улучить момент, проскользнуть мимо стражи, и только меня и видели. Но ноги как будто возымели свою волю и понесли меня вперед. Мотыльком я вспорхнул на эшафот, пнул палача под коленку и, пока он падал под собственным весом, выхватил кинжал у него из-за пояса. Толпа только сейчас поняла, что происходит и многоголосо взревела, потянула к нам руки, полезла на помост. Одним движением кинжала я освободил девушку, ради которой так глупо подставился. Бежать было некуда, толпа грозила разорвать нас на части. И вдруг, все вокруг заволокло черным дымом. Народ испуганно взвыл. «Беги», — раздался над ухом молодой девичий голос. Я последовал совету, хотя не видел даже собственных ног. Сделав несколько неуверенных шагов, я упал с края эшафота, больно ушибив локоть, мгновенно поднялся и побежал.

Через несколько метров дым рассеялся. Суеверный люд пятился от странного дыма, а то и вовсе бежал со всех ног. Только стража была хладнокровна, стояла на местах, наблюдая за дымом и, конечно, заметила мою скромную персону, выбегающую из дымки. Мне крикнули: «Стой!» А останавливаться я не собирался, и снова понеслись мимо улочки и переулки.

Сзади кричали и крики эти будили весь город. Казалось, что за мной гонится вся стража этого чуждого мне мира. И что-то ужасающе бабахнуло, подражая небесному грому, а потом еще и еще. Брызнула фонтанчиком пыли ближайшая стена, разлетелось в дребезги оконное стекло, что-то вжикнуло совсем рядом. Что это такое, я не понимал, знал только одно, остановка — смерть.

Я был быстр и ловок. Я перебирался через стены и перепрыгивал через телеги. Голоса преследователей становились все тише и дальше. И я уже решил, что еще один-два поворота, и скроюсь. Ужом выскользну из костлявых лап смерти, как выскальзывал уже не единожды. Но снова грохнуло и что-то ударило в спину. Плащ быстро увлажнился и потяжелел, стал липким. По инерции я еще бежал, а глаза заволакивало багровой пеленой, и собственное тяжелое дыхание слышно было четче, чем крики преследователей. Я еще бежал, но сознание покидало меня.

Два раза наступало просветление. Во время первого я так и не смог открыть глаза, только почувствовал, что лежу на твердом и холодном, под руками что-то склизкое, пахнуло помоями, а где-то сбоку грохотали сапоги. Быстро, бегом. Прогрохотали и стихли, удаляясь. Я снова забылся, а когда пришел в себя второй раз — рядом кто-то был. Я услышал неторопливые шаги и пособачьи частое дыхание.

— Даген, — позвал звонкий голос, и я поднял веки.

Я лежал на спине. Было утро, и свет больно резал глаза. Надомной стояла девушка — спасенная мной цыганка. У ее ног лежал странно знакомый черный пес. Цыганка лукаво глядела на меня. В руке она держала амулет. Мой

Путевой амулет! Я открыл рот и что-то прохрипел, пытаясь потребовать свое обратно.

— Ну-ну. Не волнуйся. Я только посмотреть взяла, — прожурчала цыганка.

Амулет в ее руке зарделся розовым, и она стала быстро тыкать его большим пальцем.

— Я же тебе говорила — путь домой надо заслужить.

Потом она склонилась надо мной, источая запах сладких духов, и надела амулет мне на шею. Все вокруг заволокло густым розоватым туманом, и я почувствовал, что покидаю этот мир. А вслед мне летели последние слова гадалки: «Вот ты и заслужил».

Ночь приняла меня в свои объятья, густая, чернильная ночь. Тишина опустилась невидимым пологом. Но не просто тишина, своя, родная хакильская тишина. Я узнал ее, не абсолютную, насыщенную далекими перепалками, шуршанием помойных крыс, тихим гулом главной башни хакильской магической академии.

— Ты что тут делаешь? Это мое место! — надо мной склонился небритый, с подбитыми глазами бродяга. — Пшел вон!

Наверное, я выглядел не лучше, раз он принял меня за своего. Я встал легко и непринужденно и только после этого вспомнил, что был ранен. Раны не было и в помине. Не было ни дыры в плаще, ни следов крови.

— Ищи себе другой ночлег! — гнал меня бродяга.

— Заткни свой грязный рот, убогий, — огрызнулся я. И пошел вниз по знакомой улице знакомого города мимо знакомых домов и знакомых людей. Я был дома, черт возьми. Я был дома!

Банкир пересёк Центральную площадь и без пяти девять очутился напротив канцелярии градоначальника. Ему осталось миновать полицейское управление, Гранд Отель и пару магазинов, а там уже рукой подать до банка.

Он собирался прибавить шагу, но вместо этого остановился. Какоето неуловимое беспокойство овладело мужчиной. Со стороны Фонтанного

Бульвара доносился звук льющейся воды, веселый визг школьников, брызгающих друг на друга — утренняя радость по пути на занятия.

На пару секунд взгляд банкира остановился на золоченых куполах православного собора…

Мужчина зажмурился… и понял — девять часов так и не пробило. Он достал из кармана часы, посмотрел на робко выглядывающее из-за туч заспанное солнце, перевёл взгляд на стеклянную дверь магазина с надписью «Закрыто» и вновь взглянул на часы.

Еще ни разу за тридцать пять лет службы банкир не опаздывал.

Проспал? Маловероятно. Он мысленно прокрутил в голове события утра: встал ровно в семь, позавтракал яичницей с тостами, бегло пролистал утреннюю газету, освежив в памяти сводку котировок, поцеловал жену на прощание.

Вышел в половине девятого… Всё как всегда.

Или не всё?

Нервничая с каждой секундой всё сильнее, мужчина прибавил шаг и очутился у дверей банка. Над массивными, резными створками в лучах восходящего солнца блестела позолоченная надпись: «Время — деньги». Девиз первого градоначальника. Выше висели часы: художественная ковка, латунный циферблат с выпуклыми римскими цифрами.