Александр Рыжков - Техномонстры

Смертельные Ищейки для виду посовещались, хотя с самого начала было ясно, как они ответят старику. Он просит слишком многого. Его сыновья заслужат смерти лишь в том случае, если будут убийцами. Кровь за кровь, как говорится… Пусть какими бы не были их злодеяния, смертная казнь — слишком жестокое наказание. Да и что это, вообще, за отец, который жаждет смерти всех сыновей? Разве он не умеет прощать? Скорее всего, старик просто выжил из ума.

Легко, конечно, рассуждать, когда сам далёк от такой ситуации…

Но, разумеется, главный фактор — плата. Сотня золотых за шесть убийств: слишком и слишком мало…

Старику пришлось отказать. Расстроенный, разбитый, подавленный, он поплёлся домой. В подсобную лачугу. Где раньше держали использованные инструменты.

Сарток приходил утром. А ближе к обеду пришёл ещё один человек. Крупный, весь сбитый, крепкий на вид, розовощёкий, смолянистые волосы до плеч, широкая грудь и громадные мозолистые руки. Видно, ему не был чужд труд на свежем воздухе. Это оказался Киллип (именно тот, из славного рода Виноградарей), старший сын седобородого старика.

История Киллипа значительно отличалась от истории, поведанной его отцом. Традиции их семьи уходили корнями на сотни лет в прошлое. Всегда владелец был только один. И, не смотря на то, сколько у него детей — наследник тоже один! Старший. Сын или дочь. Да, пол особой роли не играет, в отличие от варварских обычаев некоторых других семей. Но это всё условно, по большому счёту. Наследник — наследует лишь ответственность за семью. Доход с фермы распределяется поровну среди каждого члена семьи. Ну, это не распространяется на одиночек, решивших покинуть семейное дело и пуститься в вольное плавание. Так уж вышло, что Сарток перестал справляться со своими обязанностями. Поэтому старший сын, как этого и требуют обычаи, занял его место… Но, почему-то остальных сыновей подобное не устраивало. Вернее, больше всего это не устраивало Фиркока, самого младшего сына. Он никогда не любил земледелия и всегда мечтал поделить все их земли, продать свой участок и уехать в Карт учиться каллиграфическому искусству. Каким-то нечеловеческим образом ему удалось переметнуть на свою сторону братьев. У Киллипа просто не осталось выбора, как не допустить развала семейного дела. Силой отобрав у неразумных братьев половину имений, он продолжает традиции Виноградарей. Захоти, он мог бы отобрать всё, но как же тогда жить братьям? Решение далось тяжело, но всё же, он решил оставить им большую часть. Пусть с ней что хотят, то и делают. Пока не продали, хоть это радует. В общем, Киллип слышал, что каждый наёмник обладает «большим даром убеждения». Его просьба не заключается в кровопускании братьев. Нет! Всё, что требуется: заставить Фиркока пересмотреть свои взгляды и перестать перечить многовековым традициям семьи. Измени он свою позицию, остальные братья последуют его примеру как послушные барашки. Киллип уверен в этом. А если не получится убедить: что ж, будущее всей семьи дороже прихоти одной паршивой овцы… Ну, и вознаграждение будет великодушно: в сотню, нет, в сто двадцать копрей!

Вот это уже другой разговор. Тут и советоваться не пришлось. Филика многозначительно намекнула, что Ищейки «подумают» над предложением. О их решении фермер обязательно узнает…

А уже ближе к вечеру пришла и третья сторона конфликта. Бледнокожий, худощавый, рыжеволосый парень лет двадцати на вид. Он был больше похож на какого-нибудь сарского клерка среднего звена, нежели на владельца виноградных полей. Его белое лицо казалось болезненным. Скорее всего, так оно и было.

Фиркок был не так многословен, как его старшие родственники. Весьма убедительно, всхлипывая и постоянно сморкаясь в шёлковый платок, он поведал о коварстве братьев. О том, что они все хотят отправить его в Карт учиться каллиграфии, а то и вообще утопить в колодце. А он всего лишь хочет продолжить дело любимого отца, зверски убитого прошлой весной старшим братом. Все его братья злые, бессердечные люди. Они, безусловно, заслуживают только смерти… По четыре сотни копрей за смерть каждого, плюс три сотни за смерть сумасшедшего старика, что живёт у них в подсобке и порочит светлую память, называя себя их умершим отцом.

Да, денег у него поменьше, чем у остальных. Как наивна молодость! За смерть шестерых он предлагает всего девяносто два золотых…

Филика кивнула Тосу. Тот в ту же секунду накинулся на просителя, сильно встряхнул и прижал его к земле всеми четырьмя руками.

— Шлушай меня, шошунок, — зашипел Тос, брызгая слюной, — когда ты, папенькин шыночек, шрал в шёлковые пелёнки, кривилща жа штолом от ижобилия кушаний и бежжаботно бегал по прошторам родовых имений, я подыхал ш голоду, глотал отравленную пыль на шеребряных приишках Шахтной цепи и не видел ничего, кроме швоих оков, шахт и уженькой камеры, в которой приходилошь делить кровать ш дешятком таких же ижмученных каторжников!

Парень лежал тихо. Его рот был приоткрыт, губы подрагивали, глаза были полны такого страха, который бывает только у обречённых перед смертной казнью.

— Не поделили они виноградники! — шипел Тос. — Да я тебе ш огромной радоштью шею шверну, богатенький шошуночек! Прямо щейчас, — прим потянул руку к шее парня, но тут же отдёрнул, скривившись от резкого запаха. — Ты што, обделалща? Вот же шошунок! Вот шошунок!

— Кажется, с него хватит, — предположил Моррот.

— Да, Тос, а то сейчас от страху его душа в потусторонний мир улетит, — согласилась Филика.

Тос поднялся, подняв за собой и парня, на макушке которого появилась густая седина. С ненавистью посмотрев в остекленевшие от страха глаза, прим метнул Фиркока через бедро. С глухим, хрустящим суставами стуком, парень рухнул на землю.

Товарищи удивлённо посмотрел на Тоса.

— Ты чего это? — спросил Тартор, — Так ведь и убить можно…

— Жаль, что дышит, — зло ответил Тос и скрылся в карете, сильно хлопнув за собой дверцей.

Следовало сказать парню что-то поучительное, подводящее к тому, чтобы он оставил все свои глупые затеи и не мешал семейному делу ради своего же блага. Но говорить никому не хотелось…

Фиркок лежал на земле. Тяжело дышал, но не произносил и слова о нужде в помощи. Наёмники легли спать. Наутро парня уже не было. Дежурящий этой ночью Тартор сказал, что тот поднялся часа через два, как все легли, и поплелся, прихрамывая туда, откуда пришёл.

Так ли это было, или просто Тартор не захотел всем омрачать итак плохое настроение и закопал бездыханное тело где-нибудь неподалёку — останется загадкой. Да, загадкой. Вот только не для Тартора…

В любом случае, к вечеру пришёл окрылённый Киллип и заплатил наёмникам за блестящую работу сто двадцать золотых.