Э. С. Х. Смит - Лабиринт

— О-о-о-ох! — закричала она.

Оказывается, они забрались значительно выше, чем она предполагала. Хлипкая лестница шаталась и вот-вот готова была рухнуть под ней. Сара не могла теперь различить ни начала ни конца этой лестницы. Она чувствовала, что силы покидают ее, и она не может больше сделать вверх ни шага. Она вцепилась руками в лестницу, так как ее начала бить дрожь. Лестница заходила ходуном вместе с нею.

Наверху Хряксон отчаянно припал к дрожащей лестнице.

— Я ведь предупреждал, НЕ НАДО смотреть вниз, — простонал он. — Или, может быть, НЕ НАДО как раз означает НАДО — в тех краях, откуда ты явилась?

— Простите, я не думала, что так…

— Ладно, когда вдоволь надрожишься и перестанешь, возможно, нам удастся продолжить путь.

— Я ничего не могу с собой поделать, — захныкала Сара.

Раскачиваясь на лестнице, как обезьяна на ветке, Хряксон с трудом проговорил ей в ответ:

— Послушай, если так будет продолжаться, мы останемся здесь до тех пор, пока не шлепнемся вниз и не превратимся в гнилую дохлятину.

— Простите меня, — проговорила Сара, не переставая дрожать.

— О, хорошие новости: она просит прощения. В таком случае я не имею ничего против того, чтобы качаться здесь до самой смерти.

Эти слова подействовали на девушку: она твердо решила пересилить страх, посмотрела наверх и начала глубоко дышать, заставила себя думать о приятных вещах: вот любимый пес ее — Мерлин, вот ее комната, вот стол с таблицей умножения, вот чудесным вечером она выходит на прогулку с мамой… Это подействовало. Она вновь смогла управлять собой и снова стала карабкаться вверх.

Хряксон, почувствовав, что девушка двигается по лестнице, тоже начал подниматься.

— Понимаешь, — обратился он к Саре, — ты должна войти в мое положение. Вообще-то я… трус, а тут еще Джареф напугал меня.

— И все-таки мне непонятно, в каком ты положении?

— В самом паршивеньком. Вот отсюда и все мое поведение. И ты бы не стала так храбриться, если б тебе хотя бы разок довелось нюхнуть этого дерьмеца из Болота Вечной Вони. Это… как тебе сказать… Это…

Тут настал черед Хряксона остановиться, чтобы справиться со своей дрожью.

— Что с вами? — спросила девушка.

— Стоит мне подумать об этом Болоте, как начинает кружиться голова.

— А что там такого? — удивилась Сара. — Вонь, — и все?

— Поверь мне, что этого достаточно. О, боже мой, но ты дождешься, ты дождешься этого, если захочешь идти дальше.

— Не понимаю, разве нельзя просто взять и зажать нос?

— Не-е-ет! — Хряксон снова затрясся, но все-таки смог двигаться дальше. — С этой вонью ничего не поделаешь. Она лезет тебе в уши. Прямо в рот. Она пролезет повсюду.

Саре показалось, что она видит уже просвет над головой, — значит, конец этой лестницы близок.

— Но самое ужасное, — продолжал Хряксон, — если на кожу попадет хотя бы капелька той грязи. Ты ни за что, НИ ЗА ЧТО не сможешь отстирать эту вонь.

Теперь Хряксон был на самом верху лестницы. Он потянулся с последней ступеньки, отодвинул задвижку и… откинул деревянную крышку люка.

Снаружи было чистейшее голубое небо. Саре показалось, она в жизни не видела ничего более прекрасного.

Сара стояла на верхней ступеньке лестницы рядом с Хряксоном, ухватившись за край люка. Она чувствовала себя так, как чувствуют люди, которые сходят на берег после долгого морского путешествия.

Перед ними был парк, где пели птицы. И со всех сторон виднелся ровно подстриженный кустарник. Садовый парк с живой изгородью, — вот это что — подумала Сара. Действительно, заросли кустов шли точно по прямым линиям, оставляя аккуратные проходы между ними, поворачивали строго под прямыми углами. А лужайка такая ровная и вылизанная, что это место походило на огромный зеленый ящик, крышкой которого было синее небо.

Но чтобы какому-то месту называться настоящим английским садовым парком , ему мало быть похожим на ящик: в нем обязательно должны быть еще и статуи.

В данном случае, по всем формальным признакам, они оказались в настоящем садовом парке: на равных расстояниях и в строгом порядке там возвышались каменные изваяния. На одних были какие-то причудливые надписи и орнаменты, на других диковинные лица. Наверно, это те самые фигли-мигли, — подумала Сара, заранее настраивая себя на неприятные встречи.

Они с Хряксоном вылезли через люк и спустились на землю. Оказалось, что их люк — это верхняя часть здоровенной вазы, расписанной узорами. А ваза стоит на мраморном столе. Как странно здесь все устроено, — подумала Сара, — совсем не по-людски. Это напоминает какой-то иностранный язык, если б в нем все слова были те же, что и в нашем, но означали бы что-то совсем другое».

Сара с удивлением посмотрела на вазу, потом на траву. И сделала по ней несколько осторожных шагов. Вполне могло оказаться, что она прошлась сейчас по чьей-то макушке.

Хряксон театральным жестом раскинул руки.

— Наконец-то мы пришли. Дальше ты пойдешь сама.

— Что?

— Хряксон ходит только досюда.

— Вы…

— Говорили ж, я не обещал тебе ничего, — он равнодушно пожал плечами.

— Но Вы…

— А ты еще сказала, что обойдешься безо всякой помощи.

— А ты — ничтожный обманщик! — Сара взорвалась. — Ты мерзкий НИЧТОЖНЫЙ обманщик!

— Я не обманщик. Я сказал, доведу тебя вперед докуда смогу. Вот это — то самое место.

— Ты лжешь. Ты трус и лгунишка и… и…

Он сердито засопел.

— Не надо меня стыдить. У меня нет гордости.

— Дохляк!

— Не смей так! — Хряксон сжал кулаки.

— Гадкий — дрянной — лживый — крохотный — врушка — дохляк!

— Я сказал, не смей так говорить!

Она наклонилась к нему и прошептала в лицо: Дохляк.

— Уххх! — Тело Хряксона напряглось, он стиснул зубы. А потом стал подпрыгивать вверх и топтать землю ногами. Потом он повалился и покатился по траве, суча кулаками по воздуху и взбрыкивая толстенькими ножками. При этом он то ли выл, то ли рычал, но слова, хоть и с трудом, но можно было иногда разобрать:

— Кто захотел идти дальше? Ты! Я говорил, давай выведу тебя отсюда, но нет, нет, ведь мы такие умные. Мы знаем лучше, что надо делать. Я что, не так говорю? Ухххх… Пожалуйста, дальше топай сама. Как говорится: скатертью дорожка.

Он закрыл глаза и снова стал кататься по траве.

Сара раскрыла рот от удивления, глядя на эту сцену. Она в жизни не видела никого таким разъяренным, даже Тоби. Но мало-помалу Хряксон все-таки затих. Какое-то время он лежал с закрытыми глазами, лишь тело его изредка вздрагивало. Сара подумала: может, ему надо помочь? Она чувствовала себя виноватой, ведь все началось буквально из-за одного слова, которое сорвалось у нее, слова, которое, оказывается, может ударить больнее палки и камня.