Анджей Ясинский - Чародей [CИ]

— Ну что, может, теперь нормально поговорим?

Сетку я снял и терпеливо дождался, пока все звери снова не станут людьми. Они с этим не спешили, стоя на широко расставленных лапах, тяжело дыша и капая слюной. Умом-то я понимаю, что это последствия моей инфразвуковой обработки, но глаза-то видят страшных хищников у самых ног в опасной близости. Это, скажу я вам, совсем не то же самое, когда вы смотрите на какого-нибудь грустного волка через толстые прутья клетки.

Наконец, все снова стали людьми. Голыши со сноровкой, выдающей регулярные тренировки, ловко натянули на себя свои тряпки и снова стали похожи на простых фермеров. Одежда у них, кстати сказать, оказалась единой — что-то вроде комбинезона, который легко можно сдернуть и надеть обратно. Именно из-за этой особенности мне казалось, что наряды у них неряшливые. Любая вещь затаскается, если часто бросать ее, где попало!

Когда все оделись и послушно уселись на лавочки, я немного расслабился. Никто не ушел: все население поселка оказалось оборотнями, все были в курсе всего и теперь молча слушали, ожидая приговор старосты — вот такая вот демократия, итить ее! Я медлил, поэтому говорить начал старик:

— Не буду от тебя ничего скрывать, юноша. Ты уже узнал достаточно, но можешь сделать неправильные выводы. Не серчай на нас за такую встречу — наше племя скрывается от окружающих очень давно, и на то есть причины. Мир слишком жесток и непредсказуем, люди переменчивы в своих суждениях и привязанностях, чтобы доверять им. Много раз нас пытались уничтожить, и мы в конце концов разочаровались в человечестве. Поэтому давным-давно нашими дедами было принято решение укрыться от мира и сделать так, чтобы память о нас стерлась в веках. Вероятнее всего, мы — одни из самых древних существ на земле. Наши предания повествуют, что нас создал демиург нашего мира. Возможно, как игрушку — пробу своих сил: мы уже не помним этого. Много было стран, государств, империй на этой земле. И всегда мы были воинами, разведчиками, курьерами. Но никогда мы не чувствовали людской признательности за нашу службу. Нас боялись, ненавидели, убивали свои же, те, кому мы служили. И примерно тысячу лет назад наши предки решили бросить службу и обрести свободу. Сломали ли мы свое предназначение, и было ли оно вообще — не знаю. Не буду судить, правильно ли поступили наши предки. Нам не известны все причины этого решения, однако оно было принято и до сего момента исполнялось неизменно.

— Почему этот парень, — я кивнул на того, кто вчера пытался на меня напасть, — решил, что я не достоин жизни?

— Слишком глубоко вошло в него обучение. С младых ногтей у нас учат, что чужаки опасны. Ему не были понятны мотивы нашего гостеприимства, вот он и решил с юношеской горячностью следовать решению наших предков — никто не должен о нас ничего знать.

— А в чем причина вашего гостеприимства? — полюбопытствовал я.

— Твоя женщина — чародей. Мы сомневались в успехе в случае нападения. Я же надеялся, что вы ничего не поймете и просто уйдете.

— Хм… Ладно, замнем для ясности. Ваши дальнейшие действия? Снова попытаетесь нас убить, как только представится возможность, или забудете об этом инциденте?

— Нет, — печально вздохнул староста. — Никто на вас нападать больше не будет. Мы знаем свое место. Если бы мы догадались, что к нам идет архей, то бросили бы дома и ушли в горы.

Я переглянулся с Кариной. Надо будет порасспрашивать ее про археев — кто такие и с чем их едят. Но пока можно спросить и у старика.

— Почему вы решили, что я — архей?

— Может и не архей. — Согласился староста. — И до них были люди, кто повелевал миром, как ты. Чародеи все же другие: ближе к нам, к природе. Археи — те, кто познал мир, но не слился с ним. За что и поплатились в свое время.

Мы немного помолчали. Вдруг Карина нагнулась ко мне и прошептала: "Спроси про Суру". Я кивнул.

— Мы знаем, что у Суры какая-то беда, и это касается ее внука. Мне бы хотелось узнать, в чем дело.

Старик в который раз вздохнул. А Сура, стоящая рядом дернулась.

— Ничего-то от вас не скроешь, мейхов. — Пробормотал он.

— Мейхов? — переспросил я.

— Так назывались таких как ты давным-давно. Археи были мейхами.

— А что насчет искусников?

— Слабенькие мейхи, получившие в свои руки наследство археев, — староста пожевал губами и вернулся к своему рассказу. — В мирное время дети у нас рождаются редко. Однако, во время службы или войн, когда наши ряды редеют, женщины начинают рожать очень часто, восстанавливая численность рода и принося радость в наши семьи, смягчая горе потери. Наверно так было задумано творцом, чтобы не вывелось племя оборотней. Живем мы чаще в человеческой ипостаси — отмеренный ей срок больше, чем пейсьей. Так называется наша вторая сущность. Пока мы находимся в одном теле — второе не стареет. Поэтому ты не видишь тут стариков — к концу человечьей жизни, в которой мы проводим большую часть времени, песья ипостась еще полна сил, несмотря на меньший ее срок существования, и старость мы проводим в животном облике. Сейчас старики ушли, чтобы не попадаться вам на глаза. Только я остался, да Сура. Дети у нас рождаются в человеческом виде, если это сделать в песьем — ребенок никогда не станет человеком. И первое обращение в свою вторую ипостась ребенок делает в шесть лет. Обычно это не вызывает никаких проблем — детей заранее готовят к этому. Но очень редко случается, что малыш не может перекинуться. И здесь есть выход — его оставляют одного вдали от нас, в лесу или в горах, тогда страх одиночества и зов дикой природы помогают ребенку научиться менять форму. Это почти всегда помогает. Но…

— Но иногда все же случается, что и это не помогает, так? — спросил я.

— Да. Обычно через несколько дней малыш прибегает в деревню уже на четырех лапах, максимум через неделю. Сын Мука уже месяц бродит один в человечьей ипостаси. Мы проверяем иногда, как идут дела, но у него не выходит.

— Дальше можете не продолжать. Сура хотела попросить нас помочь, так?

— Она думала, что чародейка, — он кивнул на Карину, — сможет помочь. Но я-то знаю, что знания чародеев совсем другие, такое им не под силу. И лишь сейчас, зная, что ты — мейх, я считаю, что возможно… Возможно! — выделил это слово старик и покосился на Суру, — ты способен что-то сделать. Или хотя бы посоветовать. Я все равно сомневаюсь, что ты справишься, ты не Творец, а такое, скорее всего, под силу только ему. Или кому-то, кто воистину могуч. Археи были сильны, но с тех пор мейхи измельчали. Когда-то давно они могли двигать горы, менять русла рек, вырастить в пустыне лес и наоборот превратить цветущую долину в пустыню одним лишь желанием, одной мыслью. Они летали по небу, жили под водой и много чего еще. Потому и сомневаюсь я — сильный мейх не заблудился бы, не пришел просить у нас крова.