Кирилл Манаков - Эдем XXI

Они вернулись в лагерь. Пришедшие с охоты пустынники разделывали оленя, в котле, висящем на треножнике над костром, уже закипала вода. Весь лагерь представлял собой десяток палаток, поставленных по линии, покрытых выделанными шкурами, по качеству значительно превосходящих одежду пустынников. Рядом с палатками располагался импровизированный плац, насыпанный за несколько часов трудолюбивыми пустынниками из мелкого щебня, собранного у подножья утеса. Пустынники – храбрые воины, но они понятия не имели о дисциплине. Учителя считали божеством, и при звуках его голоса эти большие дети впадали в состояние ступора. Поэтому оперативное управление Сабиру пришлось взять на себя. За эти три дня на сон удалось урвать не больше часа. Он разбил сотню пустынников на десятки, назначил старших по десяткам и командира сотни – самого, на его взгляд, толкового и авторитетного среди этих диковатых людей. И загрузил их работой – организовал систему караулов, вдолбил в голову десятников правила построения и правила передвижения по плацу. И эти ребята оказались неожиданно сообразительными – маневры отрядов, сопровождаемые рыком командиров, были вполне осмысленными. Вообще, из этой публики за пару месяцев можно сделать неплохое подобие организованной армии. Другой вопрос, что обучение сотни и обучение десятка тысяч солдат – это, как понимаете, совсем разные вещи. И неизвестно, есть ли у них этот месяц. Но в любом случае, необходимо подготовить программу тренировок. А ведь при этом нужно тренироваться самому, и не забывать о делах в Москве.

Сабир сбросил одежду и с разбегу нырнул в холодную воду голубого прозрачного озера, на берегу которого и расположился лагерь. Маленькие пузырьки вскипели на коже, тысячей иголочек впиваясь в разгоряченное тренировкой тело. Он плыл под водой с открытыми глазами, пока в легких хватало воздуха, замечая шарахающихся в стороны больших радужных рыб. Мощным гребком вылетел на поверхность и поплыл к берегу. Выйдя из озера, обтерся сухим жестким полотенцем, покрасневшая кожа горела, как от ожога, зато накопившаяся с утра усталость осталась там, в прозрачной глубине.

Учитель с видимым интересом следил за ним.

– Я никогда не понимал такие добровольные экзекуции. Нет, если есть необходимость, другое дело, а так… Да еще получать удовольствие. Даже завидую.

– А вы попробуйте, – ответил Сабир, продолжая обтираться, – чувствую себя как новорожденный.

– Попробую, – рассмеялся Учитель.

Они простились, пожав друг другу руки, и Сабир шагнул в возникшее перед ним клубящееся, похожее на живое существо, облако непрозрачного белого тумана…

…сделал шаг сквозь молочную взвесь, на мгновение почувствовав исчезновение опоры под ногами, и, следующим шагом, вышел в своей плотно занавешенной спальне. Оглянулся. Туман, извиваясь, истаивал в воздухе.

Сабир не чувствовал себя предателем. Он тогда, в девяностом году вручил свою жизнь Тихорецкому. Поверил. Поверил в то, что среди монстров, выросших в проклятой богом системе, монстров, отнявших у него семью, остались люди, не забывшие про долг, честь, и помнящие, черт подери, слова присяги. И что именно он, Сабир, остается последним, кто стоит между вырвавшимися из клеток чудовищами и беззащитными людьми. И у него не было причин усомниться в правильности своего выбора.

Вот только теперь Сабир прекрасно понимал, что Учитель мимоходом завербовал его. Купил, как тогда Тихорецкий. Предательство ли это? Его это совершенно не волновало. Он не чувствовал вины. У Тихорецкого и Учителя один общий враг – Орден. Прекрасно, значит мы – вместе. Он был уверен, что придет время, и Тихорецкому будет позволено узнать все. Придет время.

Телефонный звонок прервал его мысли. Он поднес трубку к уху.

– Рахимов.

Звонил Тихорецкий.

– Сабир, сбор в восемнадцать двадцать на Объекте-два.

Генерал положил трубку.

Сабир посмотрел на часы. Половина пятого. В Эдем он ушел около трех. Пробыл там почти трое суток, а здесь натикало всего полтора часа. Очередной каприз Предтеч? Прошлый "визит" длился три часа – и на Земле, и в Эдеме. Учитель говорил, что бывает и наоборот, иногда время течет быстрее на Земле. В любом случае, усилия по выбиванию из Тихомирова трех дней отгулов в самый разгар операции оказались напрасными. А генерал, между прочим, хорош! Только вчера, после получасовой баталии, дал трое суток отпуска, а сегодня уже отзывает. Так что временная аномалия оказалась очень кстати.

Сабир вышел на улицу. Несколько секунд постоял у подъезда, закрыв глаза. Улыбнулся. Слежки не было. Тихорецкий понял бессмысленность попыток его контролировать, по крайней мере, так открыто.

До Объекта-два – конспиративной квартиры на Павелецкой – он долетел за полчаса. Два года назад Тихорецкий выбил для него рабочую лошадку – маленький "Опелек", под капотом которого скрывался зверь – трехсотсильное чудовище, плод работы ребят из отдела технической поддержки.

На месте его ждали Тихорецкий, Штильман и незнакомый офицер, представившийся Борисовым. Сабир про себя подумал, что он такой же Борисов, как я Куросава. Но протянутую руку пожал и назвался, отметив черный амулет, демонстративно висящий поверх рубашки на шее "Борисова".

– Прошу, товарищи! – решительно объявил Тихорецкий. – Сообщаю вам о начале подготовки операции по захвату и нейтрализации основных фигурантов проекта "Терминал".

– Господа, господа, рассаживайтесь, пожалуйста, – Крохин, потеряв свою серьезность, суетился вокруг невозмутимого Сергея.

Сергей час назад с равнодушным видом положил ему на стол документ на трех страницах. Когда таинственный Евгений Евгеньевич нашел возможность оторвать свой взор от передовицы в "Коммерсанте" и пролистать его, то не смог скрыть дрожь в руках. Даже просмотрел подписи на просвет, словно проверяя водяные знаки. Еще бы. Полтора года они пытались получить согласование правительства, и все как головой в бетонную стенку, а тут – всего месяц работы. А комбинация действительно ой как хороша. Всего делов-то, понять, что нужно вице-премьеру. Нет, что вы, не лично в карман, не тот уровень. Что нужно бизнесу, который тот курирует – модное слово, означающее: холит, лелеет, присматривает, и, разумеется, стрижет. А поняв, подготовить свое убойное предложение, попутно, конечно, умастив несколько рядовых, но важных исполнителей. Благо бюджет на такое умащение Крохин выделял исправно. По правде говоря, это сущие копейки по сравнению с тем, что было истрачено за эти полтора года.

Зато потом Евгений Евгеньевич в грязь лицом не ударил. Возникший, как джинн из бутылки Швец в неизменных ботинках на толстой подошве, был отправлен на директорском "Майбахе" за шампанским и закуской с твердым указанием в расходах не стесняться. Что было выполнено со всей серьезностью, и через час на столе красовались дюжина бутылок сверхдорогого "Кристалла" в окружении корзиночек с икрой, фуа-гра, какого-то специального хлеба, доставляемого из Парижа чуть ли не на истребителе, и прочих разносолов, названия и происхождения которых Сергей не знал. Впрочем, самого его больше всего порадовали жирные устрицы, слезящиеся морской водой на блюде со льдом.