Kathrin Ander - Королева

Малыш с опаской смотрел на очередных приближающихся к нему правителей и никак не мог определиться, то ли сделать шаг назад и прижаться к брильянтовой драконихе, то ли сильнее выпятить грудь и всем своим видом показать какой он сильный и смелый, как его и настраивал отец. Эллис замерла в нескольких шагах перед ними. Ксаниэль и Эссси начали свои положенные по этому случаю речи, а она, не отрываясь, смотрела на сына, и сердце билось в ее груди так часто, словно стремилось вырваться из тесных оков ее тела.

- Мама, - Лексси быстро обернулся к стоящей за ним статной женщине с белыми, почти прозрачными волосами и глазами, переливающимися в магическом свете подобно брильянтам, и легонько дернул ее за подол платья. Эллис замерла, словно пораженная громом, пустым взором продолжая смотреть на сына. А в голове набатом билось единственное слово "Мама", и где-то сквозь толщу времени пробивался первый, услышанный ею крик сына. "Мама" она едва не поверила в то, что сын узнал ее, в то, что он обратился к ней. Но нет, в его бездонной синеве глаз плескалось лишь любопытство и удивление, ведь отец так много ему рассказывал о человеческой королеве, она такая интересная и у нее тоже волосы цвета серебра. Он вопрошал ту, что заменила ему мать, вопрошал о чем-то ведомом лишь им одним и переданным таки простым словом "мама".

Сухие слезы застыли в глазах, призрачными струйками потекли по ее щекам. Никто и никогда вот уже пять лет не видел ее слез, не увидят их и сейчас, лишь она одна ощущала все ту же соленую влагу и горький запах морского ветра. Забыть про все и сделать шаг, один единственный шаг, упасть на колени не жалея дорогих парчовых тканей, и обнять сына, прижать к своей груди его серебристую головку, зарыться в серебро его волос, вдыхать их аромат, заглянуть в сапфировые глаза, и тихо, не переставая - шептать, молить, говорить, только не останавливаться: "Я твоя мама малыш! Прости меня глупую, прости за то, что возомнила себя сильной, прости за то, что осмелилась решать за тебя, прости за то, что не решилась подарить тебе свою любовь, пойти ради тебя наперекор всему. Прости за то, что так рвалась к власти, к свободе, к всеобщему счастью, забыв о том счастье, о той свободе, что должна была подарить тебе, прости за то, что стремилась забыть тебя, выкинуть из своего сердца. Прости за то, что оказалась такой дурой. Прости малыш…". Но она все так же молчаливо стояла, оцепенение сковало ее члены, и казалось, что все происходит во сне, что стоит проснуться и ничего не будет: ни похищения, ни спасения, ни безумной ночи полной любви, ни разговоров с еще не родившимся ребенком, рассказов ему о ее странном, но родном мире, сказок придуманных на далекой планете земля, и просьбы простить.

"Есть решения, которые каждый принимает сам и только сам. И не только принимает эти решения, но и несет весь груз связанной с ними ответственности" - прозвучали в ее голове произнесенные утром слова, и она так и не сделала шаг, не упала на колени и не взмолила о прощении. Еще не время, на ее хрупких плечах все еще покоится бремя добровольно возложенной ответственности, но перекрестье дорог недалеко, и там очень важно не ошибиться вновь.

Эллис все же подняла свой взор вверх, и встретилась с глазами той, которую ее малыш привык называть мамой. Прозрачные, как два брильянта глаза смотрели на нее очень внимательно, в них не было осуждения или пренебрежения, снисхождения или жалости, она смотрела с пониманием, с мудростью прожитых веков, со знанием, что все будет хорошо. Королева так и не поняла, кем же является эта проницательная женщина для Эссси, но поверила ее взгляду, ее молчаливой поддержке, поверила в то, что все будет хорошо.

Трое людей со всеми удобствами расположились в королевском кабинете. Магический свет освещал его в дневном режиме, и делать освещение ярче отчего-то никому не хотелось, к тому же за окном, не прикрытым тяжелыми портьерами, уже гасли звезды на светлеющем небе. Мягкие кресла с радостью приняли уставшие после бала тела. Кэриен не задумываясь телепортировал бутылку вина и бокалы, привычно наполнив их на две трети. Все трое не спешили сделать первый глоток, вдыхая божественный аромат - плохих вин во дворце не держали, а Кэриен так и вовсе слыл истинным ценителем этого напитка. Они молчали всю обратную дорогу, молчали на пути в эту комнату, молчали и в ней. Никто не спешил начинать тягостный разговор, так же как откладывал миг первого глотка, и каждый все еще пытался разобраться с хаосом мыслей, царящим в голове. Слишком странным, даже каким-то нереальным оказалось происходящее.

- Эллис, ты выглядела странно во время церемонии, - наконец, нарушил затянувшееся молчание герцог, с полуутверждения-полувопроса. Ему казалось, что он наконец-то понял все, и в его голове теперь крутилось множество ответов на ранее считавшиеся неразрешимыми вопросы, вот только систематизировать их, и подвести итог, объединить знания у него не получалось. Слишком уж шокирующими оказались эти ответы.

- Меня сильно удивило то, что у Эссси есть сын, я думала, что знаю о нем достаточно, хотя это, конечно же, глупо, знать дракона достаточно хорошо невозможно, а уж такого древнего как он и подавно. Да и сереброволосый дракон, такого просто не может быть в природе, есть от чего придти в шок.

Эллис уже отошла от потрясения вызванного лицезрением сына и его тихим "Мама". Жесткой силой воли она вновь контролировала себя, а потому ее голос звучал спокойно, с легкой пренебрежительностью, так словно она и не догадывается к чему герцог начал этот разговор. Но эта игра сейчас направлена лишь на одного человека, на ее супруга, Кэриен уже сделал выводы и ее самообладание, ее голос, даже ее клятвы не разубедят его. Он и без того слишком много знал, но только сейчас смог свести свои знания воедино. А еще она знала, что он не выдаст ее, примет ее решение и поддержит его, каким бы оно не было. И вопрос он задал только чтобы понять ее мотивы и устремления. Да, она могла бы сказать правду, признаться во всем - сейчас спустя много лет, Ксаниэль наверняка простил бы ее, даже, несмотря на боль, что причинило бы ему ее признание. Он сильно изменился за это время, многому научился, стал терпеливее, и хотя бы иногда пытался понять ее. Но что-то вновь мешало Эллис сделать этот шаг, точно так же как помешало сделать шаг к сыну во время церемонии. То ли какое-то врожденное упрямства граничащее с мазохизмом, то ли понимание того, что не время, то ли что-то еще совершенно ей не понятное, и не подвластное доводам разума. Странная апатия и безразличие обреченностью навалились на королеву.

- Он твой сын? - неожиданно для всех, да и для себя самого тоже, спросил печально смирившимся голосом король. Она не ошиблась, но все же: