Александра Сергеева - Цветы в Пустоте

　　 Юнба смотрела на него очень внимательно, пока он говорил. В тусклых зелёных глазах светился отблеск её мысли — только отблеск, потому что мыслями, похоже, она была совсем не здесь, не в хрустальном дворце с непрозрачными стенами и ракушечной крышей.

　　 — Значит, ты хочешь избавиться от воспоминаний о пребывании в плену у Близнецов и хочешь знать, не повлияет ли это на твою судьбу Хранителя Знаний? — уточнила она медленно, взвешивая каждое слово не для себя — для него.

　　 Сильвенио резко побледнел, но решительно кивнул. Мартин украдкой сжал его руку.

　　 — Хорошо, — ясновидица кивнула в ответ, глядя на него всё так же внимательно. — Хорошо, мы посмотрим. И скажем тебе прямо сейчас. Однако за это ты должен будешь нам услугу, Сильвенио Антэ Лиам.

　　 — Какую? Я готов сделать всё, что вы попросите…

　　 Взгляд Юнбы стал на мгновение неожиданно очень ясным, словно и не смотрела она только что в одни ей ведомые дали несбывшегося.

　　 — Ты должен пообещать нам, что, какой ответ бы мы ни дали тебе сейчас, ты останешься верен своему слову и позже окажешь нам услугу. Когда придёт время и когда мы попросим. Это всё. Ничего конкретнее сейчас пока сказать нельзя, чтобы не породить ещё одну вероятность будущего. Твоё слово — всё, что нам нужно.

　　 Делегаты смотрели на официальную принцессу парсивиреуорренойцев с заметным изумлением: видимо, она ещё никогда не требовала ни у кого и ничего за свои услуги предвидения. У Сильвенио не было ни малейшей догадки, что за услугу она может с него когда-либо спросить. Быть может, это было как-то связано с тем её мрачным предсказанием о том, что однажды он каким-то образом поспособствует разрушению мира? В любом случае, ему оставалось только довериться ей и её дару. Больше всего на свете он сейчас желал перестать наконец ощущать реальность вокруг себя такой зыбкой и нестабильной. Он хотел быть уверен если не в собственном благополучии, то хотя бы в том, что проснётся на следующее утро там же, где засыпал. И ещё ему очень хотелось прекратить с ужасом смотреть на собственное отражение в зеркалах, с замиранием сердца ожидая, что в любой момент он может превратиться в одну из тех поистине жутких личностей, какими делали его в кошмарах Близнецы.

　　 — Я даю вам моё слово, что буду считать себя у вас в долгу до тех пор, пока не исполню то, о чём вы попросите меня в любой удобный вам момент.

　　 Глаза её снова безразлично потухли, как будто она до поры до времени потеряла к Сильвенио интерес. Наверное, так и было на самом деле.

　　 — Твоё решение пойдёт тебе на пользу и ни на что не повлияет. Только тебе будут иногда сниться по ночам плохие сны, которые, скорее всего, будут забываться при дневном свете. На будущем это не скажется никак.

　　 Если бы он тогда знал, чем всё в итоге обернётся!.. Может быть, в таком случае он бы не принял эти слова на веру, хотя, вполне возможно, что, приняв такое решение, он бы всё равно ошибся, но…

　　 Ещё некоторое время после того, как они вышли из дворца, он вместе с миротворцами бродил по мёртвому городу, безмолвно восхищаясь его красотами. Долго они, однако, задерживаться на Парсивиреуорреное не стали, потому что без жизни всякая застывшая красота не может притягивать душу достаточно сильно. Оказавшись на корабле, Сильвенио чуть ли не впервые со дня отлёта прошёл в свою каюту и сразу же занялся блокировкой ненавистных воспоминаний. Это оказалось, к счастью, довольно легко.

　　 Следующим утром он проснулся новым человеком.

　　 А вернее, он проснулся самим собой.

　　 Проснулся — и сам не понял, почему вздохнул вдруг с таким облегчением. Он помнил всё, что было до пленения Близнецами, помнил, как очнулся у них на корабле, помнил, каким образом от них сбежал и что было после — а вот промежуточный этап стал полностью его восприятию недоступен. Это было как-то странно и неуютно — как будто целый стеллаж с книгами вдруг неожиданно исчез из знакомой и любимой библиотеки, где известно было расположение каждой пылинки. Зато и спокойнее ему стало сразу же, душевная буря (он не знал сейчас, в чём была причина, но явственно ощущал следы её внутри) улеглась — а значит, принятое решение было единственно верным.

　　 И у него наконец-то началась новая жизнь. Та, о которой он мечтал — почти та, конечно, потому что для полного счастья ему всё же нужно было вернуться на Эрлану. Но и так было, признаться, довольно неплохо. Он был свободен, он был окружён заботой и умными, понимающими людьми, он имел возможность неограниченно читать всё, что попадалось в местных библиотеках, и неограниченно же бродить по самым одухотворённым местам Эль-Вирата. После стольких лет, проведённых в качестве раба на чужом корабле, теперь для него несказанным удовольствием было просто гулять там, где ему захочется. Мартин всюду ходил с ним: в театры, в оперу, на представления уличных артистов, на разные научные семинары и конференции, на презентации новых компаний, на бесцельные прогулки по рощам и паркам — казалось, он только рад сопровождать Сильвенио везде и всегда. Его общество Сильвенио нисколько не тяготило — с Мартином было ужасно приятно беседовать обо всём на свете, совсем как в старые времена, и он обнаружил внезапно, что очень, очень скучал по этой лёгкости в общении с кем-либо.

　　 Всё это было настолько натуральным заменителем полноценного счастья, настолько хорошей видимостью полной безопасности и комфорта, что Сильвенио даже перестал придавать значения тому, что может быть и как-то по-другому.

　　 Ночами он иногда вспоминал во сне про Близнецов: они приходили к нему и мучали его снова и снова, заставляя раз за разом проживать тот ужас, который он так старался навсегда забыть. Он просыпался задолго до рассвета с колотящимся в панике сердцем, с мокрыми от пота и сбитыми от его метаний простынями, а на утро он снова всё забывал и только недоумённо приподнимал брови в ответ на заявления Мартина о том, что он кричал ночью.

　　 А однажды ему приснился Аргза. Это был сон о том, что уже было когда-то: Сильвенио хорошо помнил этот день, который ему приснился. Тогда он ещё жил на корабле Паука, и они приземлились на какую-то планету, где у Аргзы нашлись очередные подельщики. Сильвенио тогда было как-то особенно грустно: это должен был быть День рождения Джерри, но, поскольку Джерри был мёртв уже очень давно, о дате этой, разумеется, помнил только сам Сильвенио. Поэтому он отпросился у Аргзы погулять возле корабля, дав слово, что не отойдёт дальше, чем его можно будет увидеть из главного обзорного окна кабины. Шёл сильный дождь, и Сильвенио вымок до последней нитки, что, конечно же, заметил только тогда, когда вернулся на корабль и получил ожидаемый озноб, уже оказавшись в тепле кабины управления.