Александра Сергеева - Цветы в Пустоте

　　 — Извините? — предчувствуя очередной неловкий момент, Сильвенио робко постучал по стеклу аквариума. — Я хотел бы попросить у вас сухую одежду… можно?

　　 Ему никто не ответил: двое упали на кровать, снова забыв, что они в комнате не одни. Послышался неразборчивый мурлыкающий шёпот Трокса, смех амфибии стал более кокетливым — пока не перерос незаметно в стоны. Сильвенио, покрасневшему до корней волос, оставалось лишь запустить обратное откачивание воды из этой комнаты и повторить своё катание по водяным горкам в другую часть корабля.

　　 Естественно, на то, что он в итоге всё-таки простыл, никто из его похитителей не обратил ни малейшего внимания, и сменную одежду взамен мокрой ему так и не выдали.

　　 С каждым днём однообразие и собственная беспомощность утомляли его всё больше. Поначалу где-то глубоко внутри у него всё ещё слабо теплилась надежда, что его в конце концов услышат , и он не оставлял попыток достучаться до здравого смысла этих людей (этого человека и этой амфибии, точнее), но попытки его оставались всё такими же тщетными, так что это быстро ему надоело. Они не слушали его, им было плевать на его мнение; они слышали только себя и друг друга — весь остальной мир попросту не существовал для них. Большую часть суток он был предоставлен сам себе, пока Трокс с Миртой то ворковали, то занимались любовью: тогда Сильвенио просто бродил по их кораблю, неприкаянный и никому не нужный, и мучительно искал для себя хоть какое-то занятие, неподдельно страдая от свалившегося на него вдруг безделья. К его неописуемому сожалению, отсек, который, судя по эвакуационному плану корабля, должен был изначально быть библиотекой, оказался лишь вместилищем для ещё одного аквариума, а вход в кабину управления охраняли солдаты, хотя он подозревал, что и там для аквариума место нашлось. Временами, когда Трокс всё же исчезал с судна, Мирта снова и снова затаскивала эрландеранца плавать, так и не удосужившись позаботиться о его одежде, и часами с ним болтала. Честно говоря, от этого он страдал только ещё больше — никакой новой информации, в которой так отчаянно нуждался, он от неё не получал: она только раз за разом засоряла его слух новыми жаргонными словечками и совершенно ненужными ему сведениями о том, как ей скучно, о том, как сложно делать макияж на постоянно влажной коже, о том, какой Трокс "расчудесненький" или даже о том, как ей хочется однажды "сделать это" не с ногами, а с хвостом. Вынужденный весь этот словесный хлам покорно поглощать, Сильвенио едва подавлял желание высказать всё в лицо этой глупой женщине, понимая, однако, что делать этого ни в коем случае не стоит — опыт жизни с Аргзой был переполнен множеством подобных ценных уроков.

　　 — Знаете, — произнёс он однажды еле слышно, пока Мирта рассказывала ему о каком-то новом модном бренде с её планеты. — Я верю, что любовь действительно прекрасное чувство, и глубоко уважаю силу вашей взаимной привязанности друг к другу с сэром Троксом, но… вы никогда не думали, что этого недостаточно? Я имею ввиду… вы живёте так из года в год, из десятилетия в десятилетие… вам никогда не хотелось чего-то большего? Чтобы ваша жизнь была наполнена не только любовью? Друзья, или… творчество?.. помощь миру?.. самореализация?.. Вас никогда не интересовало что-то из этого? Вы свободны, вы не знаете нужды в деньгах, вас не ограничивают какие-то социальные или религиозные нормы. Фактически, вы можете заниматься всем, чем пожелаете, а вместо этого… Я хочу сказать, если бы я имел всё это, то ни за что бы не променял эти преимущества на… любовь.

　　 Мирта сердито обрызгала его водой, недовольно скривившись, и посмотрела на него так, будто в действительности глупым был здесь он, а не она.

　　 — Да ну тебя, зануда! — обиженно отозвалась Рыбка. — Тебе не понять, ты же никого не любишь! Быть с моим Трокси-Шмокси — это и есть то, чем я хочу заниматься всю жизнь! Ты, типа, просто не знаешь, что значит встретить свою половинку! Это такой кайф, что больше вообще нифига не надо!

　　 Ну, впрочем, он и не особенно надеялся этим её образумить. Сам Сильвенио только больше убеждался, что ему проще быть всю жизнь одному, чем выносить подобное существование, как у Мирты или как у Тихого Льва. Всё, что они делали, со стороны выглядело настолько же смущающим, насколько скучным.

　　 Более того — это выглядело так, как будто Тихий Лев ежедневно жертвовал собой добровольно ради этой так называемой любви. Потому что, когда пришла настоящая беда, именно это в итоге и послужило причиной его падения.

　　 — Ты умеешь хранить секреты, чувак?

　　 Вопрос исходил от Мирты, которая в тот день была необычайно озабочена чем-то — видимо, поддалась общему хмурому настроению. В воздухе с самого утра что-то назревало, и Сильвенио никак не мог понять, что именно.

　　 — Да, леди, думаю, что умею.

　　 Она глянула по сторонам, дабы убедиться, что никто не подслушивает.

　　 — Ну, в общем, тут, типа, какая-то фигня намечается… Короче, у моего Трокси начали пропадать корабли. Целиком, прикинь, да? Они, типа, не отзываются и на связь не выходят, в системе их нет, а недавно… — она сделала большие, полные ужаса глаза для усиления драматичности. — Недавно Трокси телепортанул на одну планетку, чтобы купить мне новые серёжки из чистых соленизанских изумрудов — кстати, посмотри, клёвые, правда же? — и угадай, что он там нашёл! А вот и не угадаешь! Обгоревшие останки одного из своих кораблей! И там все были жмуриками уже, ты прикинь!!! То есть, скопытились они ещё до аварии, Трокси выяснил, заплатив какому-то криминалисту или что-то вроде того. Ну, то есть, не все, конечно, но большинство! Изрезаны в месиво кровавое, сечёшь? То есть, не обломками, а оружием, сечёшь? И чёрные ящики забрали, а все камеры повреждены настолько, что их записи, типа, восстанавливать бесполезно. Трокси даже хотел выяснить, не осталось ли там чьей-нибудь посторонней ДНК, или как она там называется — но ничего, вообще вот! Ну, то есть, я слышала, что сейчас появились всякие технологические примочки, которые, типа, помогают убрать после себя все следы, но они же, наверное, жууутко дорогие! Даже Трокси, наверное, такое себе купить не может, а ведь он покупает мне такие дорогущие украшения! Вот, кстати, правда же, что эти новые серёжки очень подходят к аристократично-голубому цвету моей кожи и к потрясающему цвету моего хвоста?

　　 — Д-да, действительно подходят, леди, но… нет даже предположений, из-за чего это происходит с кораблями сэра Трокса? Это всё очень странно…

　　 — Ещё бы не странно! Как они вообще посмели нападать на подданных моего супер-парня?! Какими идиотами надо быть, чтоб такое сделать!

　　 Больше она его не слушала, опять начав говорить о чём-то своём, и пауз для его ответа — из-за излишне бурных переживаний, видимо — не оставляла вовсе. Это дало Сильвенио время самому поразмышлять над ситуацией. Обстоятельства были действительно странными: кто-то намеренно и, судя по всему, очень последовательно уничтожал корабли Тихого Льва один за другим, не оставляя ни единой улики против себя. Сильвенио догадывался, что и остальные пропавшие судна Льва постигала та же участь. Если эта догадка была верна — следовательно, кто-то не только устраивал на этих кораблях резню, каким-то образом справляясь со всеми опытными бойцами, не только ликвидировал после себя все следы, но и устраивал потом кораблям аварии с расчётом на то, чтобы повреждения были как можно более сильными. Можно было, конечно, предположить, что найденное Троксом судно являло собой следствие некой случайной аварии, а все остальные просто объявили бунт либо находились вне зоны связи. Но в этом не было решительно никакого смысла — все подчинённые были полностью преданы Тихому Льву, как своему предводителю, даже сейчас, когда тот практически ничего не делал, чтобы удержать свою власть. Сильвенио твёрдо это знал уже по тому блеску в глазах, с которым бойцы смотрели на Трокса. Чего он никак не мог понять — так это зачем кому-либо вообще устраивать что-то подобное против Тихого Льва. Этот пират славился своими честностью и благородством, ходили слухи, что воевать с ним почитается за честь. Так зачем кому-то объявлять войну настолько скрытно? Даже среди пиратов трусость считалась настоящим пороком, а это определённо казалось проявлением трусости. Обычно те, кому удавалось разгромить часть чужой флотилии, хотя бы оставляли свой знак на проигравших суднах, дабы доказать, что никто больше не может присвоить себе их достижение. Сейчас же противник изображал из себя неуловимого невидимку.