Александра Сергеева - Цветы в Пустоте

　　 — Ну-ну. И с каждым годом, похоже, становишься всё более языкастым. Однажды ты начнёшь мне откровенно хамить.

　　 Сильвенио с беспокойством проследил за тем, как он властно разводит его ноги шире.

　　 — Быть может, мне просто надоело терпеть молча, сир…

　　 Аргза хмыкнул: несмотря на то, что он был разбужен среди ночи, настроение у него было весьма благодушное.

　　 — Я и не предлагаю тебе терпеть молча. Стонешь ты весьма недурно. Только не заиграйся в своё завуалированное хамство, лады? А то ведь я могу и ответить.

　　 Сильвенио прикрыл глаза, изучающе проводя кончиками пальцев (наконец-то руки снова были свободны) по лицу нависшего над ним пирата: пока есть время, прежде чем его ощущения зашкалят за всякие разумные пределы, прежде чем Аргза перейдёт к настоящим действиям, прежде чем ему станет не до анализа и сопоставлений каких-либо фактов.

　　 — А вы, к слову, не изменились вообще. Я знаю, что у жителей Архагла тоже очень продолжительный срок жизни, но ведь, судя по фотографиям в архивах, вы выглядели точно так же и во времена первого созыва Альянса Двенадцати…

　　 — Хочешь правды? О, не сомневаюсь, что хочешь, правда — это то единственное, что ты хочешь всегда, — Аргза издал короткий беззлобный смешок. — Так вот. Ты ведь знаешь уже, что по официальным данным мой дорогой братец пропал без вести? Ну, он пропал, да, но совсем не без вести. Я забрал его жизненную силу.

　　 Сильвенио вздрогнул и вновь распахнул глаза, откинувшись назад.

　　 — Это запрещено, вы об этом знаете?

　　 Страшный, безумно опасный ритуал забирания жизненной силы врага был не в ходу даже у всевозможных пиратов и контрабандистов: слишком уж хлопотно было впитывать целиком сущность врага, забирая себе его умения и знания и заодно прибавляя к своему жизненному сроку чужой. Ритуал больше был сродни поглощению, чем убийству, и оттого расценивался абсолютно во всех кругах общества как нечто уж слишком подлое. У Аргзы же, как оказалось, даже в этом отношении моральных принципов не существовало.

　　 — Похищать детей и заставлять их работать на себя — тоже запрещено.

　　 Да уж, логика этого человека всегда была столь же непрошибаема, сколь и цинична.

　　 После, насытившись, Аргза снова откинулся на подушку, напоследок оставив ему ещё одну метку на шее, чуть выше ошейника. Сильвенио был рад, что, по крайней мере, носит из-за этого ошейника высокие, почти до самого подбородка воротники. Он посмотрел на довольного, как сытый хищник, пирата, мельком удивляясь, как тому удаётся так быстро засыпать. Поразмыслил немного. Вспомнил о поджидающих его на чересчур быстро остывающей половине огромной кровати кошмарах. И придвинулся к варвару ближе, осторожно устраивая свою голову на его широкой груди.

　　 — Смотрю, ты окончательно ко мне привык, Лиам. Я думал, ты ещё лет двадцать будешь пытаться держать дистанцию по возможности, — Аргза сквозь сон погладил его по волосам и накрыл сверху тяжёлой рукой, словно дополнительным одеялом.

　　 — Мне холодно, сир. И держать дистанцию с вами — абсолютно бесполезное занятие, вам ли не знать.

　　 Аргза не ответил, только насмешливо хмыкнув. Сильвенио, уже согревшийся, некоторое время просто бездумно слушал гулкие удары здорового, сильного сердца варвара, прижавшись к его груди ухом. Сердце билось уверенно и успокаивающе, очень ровно, очень размеренно, как будто с осознанием собственной же важности: "туммм, туммм, туммм". Он прикрыл глаза, доверяясь этому нехитрому ритму, и уснул до утра уже без снов.

　　 Утро, правда, всё равно наступило как-то неожиданно, и до конца Сильвенио выспаться всё-таки не удалось. У него было много дел на это утро: настроить корабль на нужную скорость, чтобы успеть добраться до первой базы Федерации (добраться ровно к тому времени, чтобы это можно было счесть за демонстративное опоздание и не счесть за опоздание случайное), проследить за приготовлениями торжественного костюма Паука, узнать предварительно, взломав архив с электронными пригласительными, чтобы затем рассказать Аргзе, кто из наиболее нужных ему сейчас людей будет на Приёме и в котором часу — и ещё принести завтрак в спальню пирата.

　　 — Не забудь о своём костюме позаботиться, — голос Аргзы нагнал его уже в дверях.

　　 — Что?

　　 — Не притворяйся глухим. Ты идёшь со мной.

　　 — Мне позволено заметить, что я предпочёл бы остаться здесь?

　　 — Нет, разумеется. Всё, выметайся и неси уже мой завтрак.

　　 Приём в честь Дней Мира уже давно представлял собой исключительно скучную деловую вечеринку с фуршетом и нейтрально-крепкой дорогой выпивкой. Раньше этот Приём, впервые устроенный, что удивительно, по инициативе Федерации когда-то, являлся действительно благим делом: в течение трёх дней каждые пять лет во всех доступных представителям закона уголках цивилизации временно прекращались все войны, и даже на пиратов останавливали охоту. Всё это было устроено в память о той самой большой войне с Федерацией, в которой погибло очень много невинных — не людей даже, а целых народов. То есть, когда-то у этого мероприятия были вполне благородные цели, но сейчас это быстро превратилось в лишний повод для пиратов помозолить глаза властям и заодно всячески укрепить свои торговые и контрабандные связи. Проще говоря, Приём стал местом встречи всяческих отбросов общества — включая и желающих поблистать мелких чиновников и коррупционеров, и Сильвенио, зная об этом, совершенно не хотел туда идти. Но ему всё ещё хватало ума не спорить с Аргзой, и потому уже этим вечером он впервые переступил порог первой базы Федерации, обычно служившей самым неприступным оплотом закона. Говорят, отсюда когда-то и началась та самая война.

　　 Его сразу же ослепили бесчисленные огни самых разных цветов — синие, красные, жёлто-оранжевые, зелёные, как будто старающиеся безмолвно перекричать и перебить друг друга. Пока зрение привыкало к такому количеству света, он на автомате диктовал встретившему их на пороге охраннику — ростом в два раза выше Аргзы — их имена и номер пригласительного.

　　 Военная крепость, совмещающая в себе функции боевой базы и здания заседаний правительства, поражала своими размерами ещё снаружи, а уж внутри казалась чем-то и вовсе непредставимым. Но размеры — это, пожалуй, всё, что было в ней действительно потрясающего: отделана она внутри была, на взгляд Сильвенио, без какого-либо вкуса. Слишком яркие огни, слишком тёмные мраморные полы, слишком много аляповатых украшений, слишком мало незагромождённого статуями и скульптурами, изображающими давно забытых героев войны, пространства. И — слишком много людей, это уж точно. В воздухе сталкивались дурманяще-приторные запахи всевозможных духов и одеколонов, но Сильвенио почему-то упорно казалось, что такими сильными ароматами прикрывают разве что тлен.