The Killers - Полная тьма

И она решила просто ждать. Иногда ей казалось, что в зеркалах порой видится промелькнувшая в комнате тень у нее за спиной, а ночами слышались Нарциссе осторожные шаги где-то в доме, шорох и неразборчивый шепот. И это не вызывало страха, наоборот, она чувствовала, будто рядом находится кто-то близкий и родной. Так продолжалось до тех пор, пока Люциус не пришел к ней.

В ту ночь она неожиданно проснулась и резко села в кровати. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивалась полоска лунного света, и Нарцисса отчетливо видела Люциуса, его бледное, усталое лицо и внимательный взгляд.

- Ты пришел, - она не спрашивала, просто констатировала факт.

- Я пришел попрощаться. Я больше не могу оставаться рядом с тобой, - голос, по которому Нарцисса так истосковалась. - Я хочу попрощаться, ведь ты всегда знала, что я был здесь.

- Я хочу с тобой. Ты не можешь уйти второй раз и опять оставить меня одну.

Люциус слабо улыбнулся:

- Ты никогда не будешь одна. У тебя есть Драко, есть внук, которого я никогда не смогу взять на руки. Не надо плакать, Нарси. Я смогу иногда приходить к тебе, но поверь, что без меня тебе будет намного лучше.

- Не будет, - заупрямилась Нарцисса. - Я действительно всегда знала, что ты рядом, а теперь, если тебе пора, то ты должен взять меня с собой, Люциус. Я действительно этого хочу и ничего не боюсь.

Она встала с постели и подошла к мужу. Взяла его за руку. Нарцисса думала, что ее рука встретит лишь воздух, но Люциус был вполне реален, только его руки были холодными, слишком холодными.

- Ты совсем замерз, - прошептала Нарцисса…

Нарцисса Малфой умерла ночью от остановки сердца. Драко нашел ее лежащую, у окна в спальне, и на губах матери навечно застыла улыбка. Драко хорошо знал, что так мать улыбалась только одному человеку…

* * *

«Зазеркалье»

Дом на площади Гриммо был забит вещами, половина которых была хламом, а другая половина, представлявшая какую-то ценность, была в совершенно непотребном виде после нескольких лет полного запустения. Кричер умер пару лет назад и за домом никто не присматривал. Поэтому, после того как Гарри окончательно порвал с Джинни и переселился в дом крестного, просто потому, что ему больше некуда было идти, он дни напролет занимался тем, что обследовал комнаты и пытался привести все хотя бы в относительный порядок.

Комнаты, где в свое время жили Сириус и Ремус, Гарри оставил напоследок. Тяжело было заходить туда, где все вещи так и остались там, куда их положили хозяева, словно просто отошедшие на минутку, и осознавать, что больше никто не переступит порог этих спален, только он, Гарри.

Иногда, в сумерках, когда дом заполняла совсем уж давящая тишина, что даже звук собственных шагов казался Гарри вызывающе громким и неуместным в этих стенах, он заходил в спальню Сириуса, садился на кровать, на которой когда-то спал крестный, и разговаривал сам с собой. Гарри не был уверен, но надеялся, что Сириус его слышит.

Рон с Гермионой нечасто навещали Гарри, а кроме них приходить к молодому человеку было некому. Рон все еще не мог понять, почему Гарри не захотел связать судьбу с Джинни, к тому же, Гермиона ждала ребенка. Гарри был искренне рад за друзей, понимая, что у них теперь своя жизнь, семья и другие интересы. Но он не скучал в одиночестве. Сказать по правде, он уже не был один. С тех пор, как однажды чуть внимательнее присмотрелся к отражению в большом зеркале, висящем на стене в спальне Сириуса.

На первый взгляд - обычная зеркальная поверхность, в которой отражается не самая опрятная комната, но там, где находилась дверь, Гарри впервые увидел два черных пятнышка. Они были едва заметны, и Гарри провел рукавом по зеркалу, желая смахнуть грязь, но пятна никуда не исчезли. Они словно стояли на пороге той, другой комнаты, что была в зазеркалье. На следующий день Гарри специально пригляделся получше. Два небольших темных пятна, несформировавшиеся до конкретных очертаний, но почему-то веяло от них чем-то плотным и настоящим. Гарри никому бы не признался, но с каждым разом, как он смотрелся в зеркало, пятнышки были все отчетливее и ярче. И самое главное - они увеличивались в размерах. Но почему-то Гарри это не пугало, как будто то, что он видел, было естественным и правильным, и не было страха или тревоги, а только предвкушение, которое он не мог объяснить себе, и возбужденная дрожь, как когда разворачиваешь долгожданный подарок.

Через неделю в пятнах можно распознать очертания людей, а еще через три дня - очертания вполне конкретных мужчин - Сириуса Блэка и Ремуса Люпина. И теперь Гарри отчетливо видит, что Сириус, самый близкий человек на этом свете, и старина Ремус действительно стоят на пороге комнаты и смотрят на него, на Гарри. Правда, увидеть их почему-то можно только в зазеркалье. Но Гарри быстро находит выход из положения - он просто берет стул и просиживает дни напролет, впиваясь взглядом в зеркало…

Вскоре Гарри понимает, что Сириус и Ремус двигаются: они медленно, страшно медленно, но все-таки приближаются. Они стоят уже не на пороге, а на середине комнаты, и Гарри хочется кричать от восторга, когда спустя две недели они приближаются практически вплотную к зеркальной поверхности.

Они худы и бледны, и выглядят изможденными, словно проделали долгий, изнуряющий путь. Их волосы отрасли сильнее, чем помнил Гарри, а в глазах печаль, они не улыбаются, просто смотрят, словно чего-то ждут, и Гарри терзается, потому что не знает, что они от него хотят. Он знает, что они, наверное, тоже рады встрече, но они не пытаются заговорить с ним, просто стоят и смотрят, и не отводят взгляд. И они совсем не такие, как тогда, в Запретном лесу, и Гарри думает, что с тех пор Сириусу и Ремусу, видимо, пришлось испытать немало лишений.

Гарри пытается разговаривать с ними, и проходит еще много времени, прежде чем он осознает, что они его слышат, и еще больше времени, прежде, чем он начинает слышать их…

Каждый день Гарри повторяет одно и тоже: «Пожалуйста, оставайтесь. Не уходите, вы мне так нужны!» Но они только грустно качают головами в ответ. Гарри почти не ест и очень мало спит - не хочется тратить драгоценное время. Он очень боится, что Сириус и Ремус исчезнут, пока он будет спать. Как-то он спрашивает их, почему они видны только в зеркале, и ему дают понять, что именно там и есть настоящая жизнь, и с того момента Гарри больше всего на свете желает зажить настоящей жизнью с крестным и Ремусом. Он часто спрашивает у них, можно ли и ему попасть в зазеркалье, и всегда получает отрицательный ответ, пока однажды, серым днем, когда дождь за окном лил стеной уже второй день, они не говорят ему долгожданное: «Да». Он абсолютно счастлив.

Рон, зашедший было проведать друга, который давно отключился от каминной сети и вообще не давал о себе знать последние два месяца, вернулся домой ни с чем, и на вопрос Гермионы сказал: «Я долго стучал, но мне никто не открыл».