Виллард Корд - Инкуб

К веранде на втором этаже вела винтовая лестница, расположившаяся в наименее освещённом углу «сфинкса». Хозяйка часто уединялась там, отдыхая от мира и от людей, наслаждаясь своим любимым напитком осенних улиц, дождей и терпких греческих табаков. Сегодня с ней был Он – внушавший страх и уважение – готовый разделить несколько ароматных минут с той, в чьих венах не течёт кровь, а сердце наполняет жгучий холод.

Многих она приводила с собой. Вместе они садились за столик у окна, пили черный мускат «Последнего желания», общались о жизни, слушая стук дождя за окном, наблюдая за серым небом над тёмной рекой, под свечами ростральных колонн [41] Отдельно стоящая колонна, ствол которой украшен носами кораблей или их скульптурными изображениями. Здесь речь идёт непосредственно о композиции ростральных колонн на Стрелке Васильевского о-ва Санкт-Петербурга . А за спиной её гостя висела картина: Альфред Ретель [42] Немецкий художник, создавший несколько наиболее интересных работ в стиле сюжетов «Пляски Смерти», среди которых наиболее выделяются Смерть как Друг, и Смерть как Убийца. , «Смерть как друг». И гостю казалось: никогда ни у кого он не встречал подобного понимания…

Филипп, управляющий и бармен «Серебряного Сфинкса», уже давно перестал интересоваться у хозяйки о судьбе её частых «свиданий», приняв, как есть, её таинственную любовь к разнообразию.

- Ты поступил благородно, - она смотрела на него топазами глаз из-за прозрачной сетки чёрной вуали, мягко спадавшей с изящной шляпки на её красивое, но уже немолодое лицо.

- Не думал об этом.

- Для тебя это значило больше, чем хочешь показать сейчас… Ах, спасибо, Филипп! – улыбкой она одарила мужчину, поставившему перед ней фарфоровую чашку с бордовыми розами и тонкий хрусталь прозрачного, тягучего ликёра.

- Последствия эйфории.

Гэбриел отодвинул чашку и сразу, залпом, выпил стопку анисовой настойки. Поморщившись, потянулся рукой за фляжкой, но был остановлен голосом хозяйки.

- Будешь пить своё «английское пойло» на улице, а со мной то, что предпочитаю я.

Пожав плечами, он налил ещё одну стопку ликёра, на этот раз решив запивать его чаем. Именно так и пила его пани Грожне. Сладковатая микстура смешивалась на языке со вкусом померанцевой корки и вишнёвой косточки, наполняя напиток крепостью и характером, что, несмотря на феминистические нотки, придавало ему свой особенный, вязкий, незабываемый колорит.

- Что, не так плохо, если пить правильно? Я плохому не научу. Как и ты не убедишь меня в том, что там, на набережной, не ведал, что творил. Третий день Наблюдатель, а уже весь город всполошил! И вот, наконец, могу сама на тебя посмотреть. Что ж, красив, вполне. Диковат немного, манер не хватает, себе на уме – но, судя по поступкам, есть за плечами опыт, уже не подросток, просто характер такой - горящий. Недаром, видно, инкуб.

- Для Смерти, ты слишком болтлива.

- Мне сорок три года, но внутри – всё та же девчонка, какой была, когда заняла этот пост. Люди раскрываются мне в разговоре, видят искренность и непринуждённость в моей открытости и желании их узнать. Поэтому, на свой язык не жалуюсь. Можно сказать, это мой рабочий инструмент.

- Не всегда достаточно разговора по душам, чтобы стать другом.

- Именно это ты показал мне сегодня. Потому и заинтересовал. Ты другой, странный, отчуждённый, но, как будто, близкий этому городу и его обитателям. Словно переживаешь всё, что переживают они, находясь в постоянной борьбе с самим собою.

- Ты видишь в этом благодетель и благородство. Я – проказу, чуму. Мне надоело просто убивать, надоело быть хищником, который выпускает когти потому, что ему это необходимо. И лишь из-за скуки слепого убийства каждый новый акт смерти я стал посвящать чему-то хорошему, каким бы циничным не выглядело моё «добродетельное зло».

- Ты меняешь людей…

- Сегодня я убил женщину. Возможно, ты уже виделась с ней. Проститутка с испорченным прошлым... Во мне она увидела ангела, пришедшего дать ей спасение, простить и научить любить! И всё это только ради того, чтобы успокоить тот неистовый жар, что стонал в моём теле, требуя немедленного насыщения! Другой на моём месте, не думая ни о чём, схватил бы первую попавшуюся жертву и выпил бы где-нибудь в подворотне! Убил бы без стыда, без совести, без лишних мыслей, как настоящий зверь, безумец страсти, каковым являюсь и я сам…

- Но отказываешься от себя такого. Тебе важны мысли, умение слышать, чувствовать, способность побеждать инстинкт похоти и находить смысл в том, что для кого-то – всего лишь обед или ужин. Для тебя это – ритуал страсти, приносящий настоящее удовольствие и силу. И что бы ты ни говорил, какой бы огонь не полыхал в твоих янтарных глазах, ты получаешь наслаждение от того, что остаёшься человеком, не являясь им. Это и возвышает тебя над теми, кто скрывается в подворотнях. Это и позволяет тебе слышать зов Города – существу за пределами человеческого восприятия, способному мыслить и чувствовать, как самый истинный, неиспорченный жизнью и мировыми реалиями человек.

Гэбриел, внезапно едва не потерявший контроль, успокоился и с интересом посмотрел на рассудительную пани. Элегантный бордовый костюм, крупные коралловые бусы на шее, безупречный макияж на лице – она, словно дама из ретро-салона, приковывала внимание. Как, впрочем, и глубокий вырез её декольте…

Она закурила – вишнёвую сигариллу через длинный гранатовый мундштук. Сладкий дым напомнил Наблюдателю, насколько он не в восторге от приторных ароматов, но он решил потерпеть. Какое-то время, пока Смерть была ему действительно интересна.

- Я и сама чувствую, что-то не так. Слишком много людей заходит ко мне на чай. Не успеваю узнать, понять, едва ли могу стать другом. Словно не Смерть, а экспресс-служба доверия. Уже даже подкупила священников, чтобы они рассказывали мне всё, о чём слышат в исповедальнях. Но толку мало. Многие умирают, а я и не знаю об этом. Открывают глаза и видят – всё так же. То же место, те же улицы, то же время. Встают, и уходят, так и блуждают призраками. Брошусь искать старых – теряю новых. Словно откуда-то исходит сильный поток негативной энергии, вводящей людей в депрессию, шизофрению и маниакальную тягу к одиночеству.

- Таков удел Смерти – работать сверхурочно и без выходных. Чего ты ждала…

- Но это всё действительно странно. Знаю, Совет хочет избавиться от тебя, но… Гэбриел, я хочу помочь тебе разобраться. Раньше здесь было не так. И чай с «Последним желанием» был куда более родным и интимным. Именно из любви к людям я пошла на эту работу, устроила это кафе, создала атмосферу и уют, так, чтобы люди могли почувствовать себя счастливыми, даже умирая. А теперь всё, над чем я работала, рушится! И снова повсюду этот глупый страх перед смертью и, как следствие, неумение жить! Мы похожи с тобой, Гэбриел. Мне тоже нужен смысл. Я тоже – человек.