Виллард Корд - Инкуб

- Тьма вампира – его свет…

- Ходи! – Шарль де Ман, возмущённый поведением оппонента, казалось, выходил из себя.

- Позволь мне осветить тебя…

И Гэбриел шагнул назад, обратно, в чёрную, зыбучую пустоту…

Тихий шёпот её губ. Похищающий душу захват. Пламенный взгляд из-под маски страстей. Последний вздох – танец искр на кончиках пальцев. Он словно вернулся обратно, шагнув в темноту – пустоту, чтобы почувствовать, наконец, полное истинное наслаждение, расправляя багровые крылья огня над тенью собственных страхов, заполняя пожарами бездну, где, казалось бы, мог утонуть.

"Спустя множество лет, Она – первая жертва, для которой ты не искал оправдания. Просто выпил – убил. Пустил жидкое пламя по венам, вернувшись из снов, разодрав декорации, принимая реальность и мир, существующий в ней. И теперь, ты чувствуешь жизнь – твой огонь. С возвращением, Гэбриел Ластморт…"

"Главное правило настоящего игрока – играть по собственным правилам." [121] Личное правило самого Шарля де Мана. Быть может, именно оно способно лучше всего объяснить утверждение вампира о том, что «он никогда не проигрывает».

- Гэбриел, браво, вы меня всё больше удивляете! Для того, чтобы победить в моей игре, нужно обладать недюжинным вниманием и замечать каждую деталь. Но самое главное – чувствовать, когда игра началась, и где – её границы. И вы своей проницательностью покорили меня в самое сердце!

Шарль де Ман, улыбался, всё так же манерно откинувшись на спинку дорогого кресла, глядя на Гэбриела восхищёнными, но, впрочем, как всегда хитрыми глазами.

- Скрипка…

- Конечно-конечно! Эхо, передай пожалуйста Гэбриелу его подружку. Кстати, как вам, месье Инкуб, мои дочери? Не хотите испить их ardeur? – вампир, словно не заметил, что проиграл, и продолжал жонглировать словами, посылая Наблюдателю свои нежные колкости.

Глядя назад, в сторону Санкт-Петербурга, сжимая за горло кричащий, плачущий инструмент, Гэбриел Ластморт думал о том, что сказал ему смешливый француз…

"Вне контроля… сейчас Они решают мою судьбу... сейчас, а не тогда, когда действительно должен был получить по заслугам…"

- Ты хотел закончить свой рассказ. Я победил. Я слушаю…

- Вечно вы куда-то торопитесь, месье Ластморт. Но, как честный игрок, - вампир сверкнул глазами, - я вынужден исполнить вашу просьбу.

- Я не прошу.

- Неважно! Так вот, как я и сказал, розарий означает приговор, от которого нельзя скрыться. И всего моего исключительного ума не хватило бы на то, чтобы придумать, как обвести вокруг пальца сам Верховный Совет, если бы не случайные связи. – вампир сладко вздохнул, подняв бледные очи, коснувшись накладными ресницами платья вороньих небес, - Во время своей работы на короля я познакомился с одной безмерно аппетитной женщиной – из тех, рядом с которыми понимаешь истинный смысл слова «gourmand» [122] Гурман (фр.) . Была она ведьмой. Причём ведьмой не только великих постельных способностей (и я благодарен ей, что она выглядела лет на двести моложе, чем ей было на самом деле), но и уникальных магических талантов. И к счастью, её очарование мной было столь велико, что я знал (наверняка, как игрок, не привыкший проигрывать), если она способна – она поможет, несмотря на то, что пойдёт против «верхов». И тогда, сразу же, получив «недобрые вести», я спешно отправился к ней. Она жила в небольшом доме у реки Луары, близ города Амбуаз [123] Там же расположен королевский замок Амбуаз (фр. chateau d'Amboise). , и мне явно не хватало одного «часа молитвы», предоставленного вестником смерти, на то, чтобы добраться до неё. Но, несмотря на это, я приказал приготовить карету и, зашторив плотнее окна, крикнул кучеру гнать со всех ног. Моё счастье, что французы ленивы, и не сразу вышли на охоту. Однако, в тёмной карете-коробке, обречённый на смерть теми, кого я, по сути, никогда не знал, неизбежно развивалось острое чувство страха и паранойи. Каждый раз, когда кто-то проезжал мимо, я вздрагивал. Однажды, даже почувствовал чьё-то зловещее дыхание…

- Ты доехал до ведьмы, что дальше...

- Извольте не перебивать, месье Инкуб! – Шарль замахал руками, словно желая отогнать от себя безразличный тон неблагодарного слушателя, - Когда карета остановилась у дома Делирии (ах, это имя до сих пор звучит музыкой в моих воспоминаниях!), она уже ждала меня, издалека почувствовав силу проклятого розария. Вечерело, и я понимал, что мои палачи, – среди которых было немало вампиров, собратьев тех, кого я убил – уже взяли след. Время «молитвы» давно истекло, и единственной надеждой на спасение была моя сексапильная ведьма!

- Что она сделала?

- Я же просил не перебивать! Это нелегко, вспомнить в красках то, что было более чем триста лет назад!

- Я не просил «в красках»…

- Так всё же просили… - ехидно улыбнулся Шарль, и Инкуб, понимая, что не в силах ускорить рассказ, опустился на стул, отпивая кровавой тоски.

Страх и ненависть к поражению несли Шарля де Мана на юг к долине реки Луары, где когда-то он был рождён, и теперь жаждал переродиться. Бремя розария будто мешало карете мчаться быстрее, и маркизу казалось, что вот-вот время бессмертия остановится для него всего за несколько чёртовых милей. Но шёпот голодных шакалов был ещё едва слышен, и блистательный Шарль, сражаясь с испугом, верил, что не может проиграть. "Ведь он никогда не проигрывал."

Старый деревянный дом, склонившийся к сонной реке, словно странник загадок на покое под облачной гривой, встречал пряный закат, вполоборота к маркизу, почти растворяясь в парфюме лавандовых фей. Здесь, среди пыльных рубедо [124] Аллегория, связанная с четвёртым этапом алхимического деяния, заключающемся в достижении просветлённого сознания, слияния духа и материи, создании философского камня. Здесь используется для придания эзотерического, сакрального ощущения – в качестве гиперболы способностей ведьмы Делирии. , между планов неявных миров, томная ведьма, Делирия, смешивала шартрезы [125] Изумрудно-зелёный французский ликёр на основе сложной, держащейся в строгом секрете, композиции ароматных, пряных и лекарственных трав. , сочетая то с ядом змеи, то с мукой из костей, то с эссенцией пыточных грёз. Единственное наслаждение в жизни она видела в боли. Потому так привлёк её Шарль де Ман, страдавший всегда, как изгой-альбинос, жестокий в любовных соитьях.

Полуобнажённая, в одном только пеньюаре, сотканном из нитей цианидовых пауков, она смотрела в его глаза – залы призрачных кровопусканий – понимая без слов, что он ждёт от неё. Солнце застывшей смолой утопало в подводном заоблачье, похищая за грани иллюзий в царство луаровых снов два мистических сердца, связанных странной агонией, что сильнее любых, даже самых любовных оков.