Алина Жигулина - Гадалка. Карта Смерти

С тех пор, как дочь вылетела из-под ее крыла и уехала из родительского имения в предместье Леввы, ее колотило от тревоги. Итиль не писала писем, не передавала матери весточки через общих знакомых, не приезжала погостить. Изо всех сил делала вид, что самостоятельная жизнь ее устраивает. Бесчисленные скитания по Лефии, работа гадалкой в степном городе — неужели именно это нужно было леди из хорошей семьи? Неужели для этого нужно было оставлять престижную работу в столице, которая в дальнейшем гарантировала высокий социальный статус и хорошие деньги?

«Наверное, я неправильно ее воспитывала», пронеслась в ее голове мысль. «Но что именно было неправильно?»

Как и любая девушка аристократических кровей, Итиль в раннего возраста учили вдобавок к левинскому другим языкам: съерскому, который все больше становился общемировым, и среднеэльфийскому. Сама Амия вечерами просиживала с девочкой с учебником тардонского: ей очень хотелось, чтобы дочь знала язык ее предков. Домашнее образование, что преподавало четверо гувернеров, было намного лучше основного школьного. Да и не было рядом с имением приличных школ — леди Амия считала, что ее дочь не должна учиться в одном классе вместе с отпрысками простых людей. А возить девочку в центр Леввы матери не давала жалость. Два часа дороги туда и два часа обратно могли плохо сказаться на самочувствии и здоровье Итиль.

Потом девочка поступила в КиВ. Да, пусть она не числилась в списке лучших, но все же училась. Дальше была Академия, причем тот факультет, который хотела Итиль — провидцев. Это стоило больших денег, но все-таки того стоило. Никогда еще Квизы не платили за то, чтобы выучиться на мага!.

Но кто же, кто же мог знать, что верная вековая примета не сработает? Кто мог предположить, что девочка окажется практически без дара?. Леди Амии не знала ответов на эти вопросы. Смутные догадки, берущие корни из рассказов прадеда, возникали в голове и тут же растворялись, как сахар в тардонском чае. У Итиль почти нет дара. Констатация факта, с этим ничего нельзя поделать, будь ты хоть самой Амией Квиз.

— Виесса, приготовь еще чаю, — попросила она у вошедшей служанки.

Та молча кивнула и, забрав поднос с пустыми чашкой и чайником, удалилась.

Часы на стене с резными львами по бокам, с благодарственной надписью: «За заслуги перед Его Величеством», показывали час ночи. Женщина вздохнула и снова посмотрела в окно. Сквозь голые ветви садовых деревьев проглядывались очертания городской стены — имение стояло на пригорке, и город отсюда был виден как на ладони. Итиль, как вспомнилось матери, считала этот вид прекрасным. Сама же Амия не находила в этом ничего хорошего. Леди не любила Левву и всю Лефию в целом, хотя ей и приходилось жить здесь после замужества. Все годы по ночам ей снилась Тардония — такая же холодная, но яркая, красочная и неповторимая, как картины гениального художника Тъерра.

Ночная Левва спала тревожным сном. Магические огни образовывали огромное зарево, из-за которого не видно было звезд на небе и даже луна казалась малозначимой, тусклой. Крепостная стена, несмотря на морозы, все еще стояла голой. Скоро маги воды и воздуха объединятся и покроют стену глянцевым ледовым панцирем, прочным и гладким до омерзения. Амия не могла понять, зачем властям был нужен этот панцирь в мирное время — от него исходил зверский холод, да и особой красоты леди в нем не видела. Чудаки-лефийцы. Тардонцы летом покрывали крепостные стены широкими тканевыми полотнами с изображением государственного герба и гербов крупнейших городов. Это, на взгляд Амии, было правильным. Ничто так не радует глаз, как яркие цвета.

А еще — бумажные фонарики. Фиолетовые, кисло-желтые, оранжевые… С магическими огоньками внутри, а то и простой восковой свечкой. В праздник весны они повсюду. Вся столица, Тания, буквально усыпана ими — ах, как красиво!. А еще звуки флейты — манящие, ласкающие слух музыкальными переливами… И чистый голос певицы, что поет так нежно, звонко, по-тардонски…

А ведь Амия так и не показала дочери, что такое настоящая красота.

Предательская слезинка скатилась по щеке, оббежала родинки и упала с подбородка. В комнату вошла служанка с подносом. Поставив его на стол, она налила в чашку обжигающий напиток и подала леди.

— Можешь идти спать, Виесса.

Голос предательски дрогнул. Чашка так и осталась в протянутой руке служанки. Амия не смогла ее взять. Плечи дрогнули под напором рыданий, слез становилось все больше. Поставив на столик посуду, Виесса тепло обняла хозяйку. Это была уже не первая ночная истерика госпожи. Слезы бесконечным потоком лились из глаз Амии с тех пор, как ее дочь перешла порог КиВа.

«Тук-тук», послышался звук.

Служанка от неожиданности подпрыгнула и разжала объятья. Леди вытерла слезы и направилась к окну. Там на карнизе сидел белоснежный голубь. Он слегка мерцал, выдавая магическую принадлежность. Амия отодвинула стекло в раме — ее личный секрет, специально для конфиденциальных писем, — и взяла голубя в руки. Птица медленно растворилась, на ладонях женщины возник тоненький свиток.

— Госпожа, закрыть окно? — спросила служанка.

Леди Амия кивнула и раскрыла письмо. Тяжелая сургучовая печать повисла на холщовой нитке и, ярко вспыхнув голубым цветом, угасла. В тот же миг на бумаге возникли строчки, написанные быстрым, но изящным почерком.

«Итиль выехала в Приогон, по дороге ее перехватит Грейта. Все хорошо, я отдал ей свою лошадь. Итиль выздоровела, родинки удалось замазать белилами — ничего не видно. Ее никто не узнает. Трег».

От сердца немного отлегло. Раз молодой маг пишет, что все в порядке, значит, все в порядке. Он не станет врать. Конечно, лучше было бы не передавать Итиль из рук в руки, а приставить к ней тех же Сину и Трега, но Амия не сомневалась, что тогда девочка обо всем догадается.

С Грейтой в Академии у них были довольно напряженные отношения, и теперь леди боялась, что Итиль не захочет с ней даже разговаривать. Но девчонка обещала что-нибудь придумать. Грейта была из бедной многодетной семьи и деньги им очень даже не помешают — леди платила ей большие деньги за то, что она проводит ее дочь до укрытия. Небольшой домик на хуторе Высоком в Огонских лесах должен стать надежным убежищем на время всей этой неразберихи.

— Госпожа, налить еще чаю? — спросила Виесса.

Леди вздрогнула, оторвавшись от мыслей. Свернув письмо, она сказала:

— Не нужно, Виесса. Можешь идти спать.

Служанка, поклонившись, вышла из комнаты. Амия убрала письмо в секретер, закрыла его на ключ и наконец легла в кровать. Сердце, глухо бухавшее в груди, понемногу утихало. Леди закрыла глаза, собираясь уснуть, но в голове все равно теснились обрывки воспоминаний, грустных и горьких.