Уилл Эллиот - Пилигримы

Эрик сглотнул:

— Только семерых.

— Зато, наверное, сделал это чисто, — произнес Шарфи, ухмыльнувшись. — Ты белеешь, как обглоданная кость, при виде крови.

— Я в порядке.

— Уверен? Мне кажется, ты вот-вот рухнешь в обморок. Как глаза? Видишь четко? Сколько пальцев?

На левой руке Шарфи не хватало трех пальцев, которые были ссечены только что — видимо, Инвия, бросившись на солдат, задела его когтями. Он с ухмылкой подсунул их Эрику под нос. Тот побледнел еще сильнее, и его горло конвульсивно дернулось. Шарфи снова расхохотался. Его смех походил на хриплый собачий лай.

Сиель вытерла кровь с рук о тунику солдата. Она не удостоила Эрика ни единым взглядом с тех пор, как он помчался вверх по тропе, однако теперь посмотрела на него, но ее глаза были пустыми и бесстрастными. Что-то определенно изменилось, только он пока не понял, что именно.

Анфен отвел Кейса в сторону.

— Друг, я думаю, нам нужно поговорить.

Старик вздохнул и вытащил ожерелье из кармана. Бусины мелодично позвякивали, сцепляясь боками.

— Я уже начал привыкать к нему, по правде сказать, но могу с ним расстаться, — произнес он, протягивая амулет предводителю.

— Подобной вещью владеть в полном смысле этого слова нельзя, — произнес Анфен, отводя от себя ожерелье рукой, словно оно представляло для него опасность. — Возможно, я еще верну его тебе, когда узнаю о нем больше. Может, и нет. Луп!

К ним с широкой усмешкой подбежал маг. Луп не признавал рубашек, очевидно гордясь мускулистым торсом, усыпанным белыми волосками. А может, и нет. Анфен вручил ему амулет. Луп удивленно поднял брови, и беззубая ухмылка расползлась еще шире, шевеля волоски бороды.

— Старенькая штучка! — воскликнул он, обернув ожерелье вокруг тонких, обтянутых морщинистой кожей пальцев. — Это старая штучка, вот уж точно. Причем еще действенная! Право слово, в старушке достанет еще силы!

Кейс произнес:

— Один человек сказал мне, что на нем лежит прикосновение драконов — или же они его сделали. Это, наверное, для тебя значит больше, нежели для меня.

Луп кивнул, словно сказанное произвело на него глубокое впечатление, и вновь перебрал серебряные бусины пальцами.

— Надолго она у меня? — спросил он Анфена.

— Узнай все, что сможешь, чем быстрее, тем лучше. Но мы должны двигаться.

— Постараюсь. С такой древностью… Вряд ли она поспешит расставаться со своими тайнами! Нужно поуговаривать, и она согласится. Дам ей время, и она оттает. — Казалось, он бормотал эту чушь себе под нос, отходя в сторону и нежно поглаживая амулет, как домашнего любимца. — Она окажется жутко полезной, эта штучка, о да… Может многое рассказать, это точно. Многое может рассказать.

…Неподалеку от места, где Инвия устроила резню, на плоском, гладком камне на отвесном уступе было написано слово «Тень» буквами, которые выглядели так, словно их выжгли здесь — точно так же, как прикладывают раскаленное клеймо к боку быка. И здесь слово терпеливо дожидалось, когда его увидит следующий проходящий мимо патруль.

Днем шли в быстром темпе — сначала миновали горный перевал, с обеих сторон сжимаемый подступавшими почти вплотную темно-серыми скалами, крутыми и безжизненными. Затем срезали путь, пройдя по холмистой, зеленой, весьма живописной местности, не встретив никакой опасности, не найдя даже людей в разбросанных и покинутых деревнях. Везде царила лишь тишина — абсолютная, если не считать ветра. Даже птицы здесь бесшумно наблюдали за окружающим миром, словно ждали чего-то — возможно, новых останков, которыми можно насытиться.

Кейс изо всех сил старался не жаловаться на суровое испытание в виде пешего марша по пересеченной местности, однако тащился в самом хвосте группы до тех пор, пока Анфен не приказал гиганту, Дуну, посадить старика на одно плечо. Луп, народный маг, тут же оккупировал второе. То и дело гигант что-то похрюкивал, колдун расшифровывал неопределенный звук как «Почеши спину, пожалуйста», и его кривые пальцы каждый раз безошибочно находили нужную точку. Иногда он произносил что-то вроде:

— Нет, там я чесать не собираюсь! Найди себе великаншу!

И каждый раз заливался счастливым смехом, словно произносил эту шутку впервые.

Дун отчасти был причиной, по которой Анфен, очевидно, считал, что можно рискнуть и ввязаться в схватку с тридцатью вооруженными, облаченными в доспехи солдатами из замка, прежде чем Инвия разобралась с ними вместо него.

— Мечи и стрелы Дуну не помеха, — доверительно сообщил Шарфи Эрику. — Если только на него не низвергнется настоящий их град. Я видел, как Дуну в спину угодили восемь копий, и только тогда он замедлил шаг. Затоптал воинов, метнувших их, вместе с лошадьми, а ведь на всех были тяжелые железные доспехи.

Киоун бочком придвинулся к иномирцу:

— Скоро ты начнешь понимать язык Шарфи не хуже родного. Вот тебе перевод: три копья, трое мужчин — легкие кольчуги или кожаные доспехи. Лошади преспокойно разбежались. Я там был. И все равно зрелище было весьма впечатляющее.

Эрик попытался подойти к Сиель и поговорить с ней, но она была слишком занята разведкой на правом фланге, держа лук наготове, и у него возникло впечатление, что женщину слегка раздражает то, что он постоянно крутится рядом. Видимо, Эрик сказал или сделал что-то, выдавшее его ложь: он не был принцем, и, видимо, она догадалась об этом…

Тогда иномирец сдался и пошел сзади, наблюдая за тем, как плавно покачиваются бедра девушки под выгоревшей кожей туники, однако быстро почувствовал себя преследователем и сделал над собой усилие, чтобы держаться от Сиель подальше. И все же он постоянно ловил себя на том, что не может отвести от нее взгляд, что бы ни происходило вокруг. Эрик ждал новой возможности остаться с ней наедине, повторить все, что у них было, — только куда более мягко, нежно и страстно, чтобы подняться и одеться без чувства вины и стыда.

Приблизилась ночь, и путешественники сошли с дороги, разбившись на два лагеря. Луп, Шарфи, Анфен, Эрик и Кейс сели вместе у одного костра. Киоун, разобидевшись на изгнание, дулся, греясь вместе с остальными чуть поодаль, в кустах, но Эрик заметил, как предводитель напрягается при звуках голоса рыжего, и не был удивлен. Некоторые разбойники уже через час после наступления темноты посапывали на не раскатанных толком матрацах. Птицы, молчавшие при свете дня, теперь запели на все лады, словно убаюкивая путников. Эрик увидел, что Киоун и Сиель укрылись одним одеялом, и ему показалось, что бездна разверзлась и поглотила его, отправив в пропасть, где хозяйничали лишь ледяные, завывающие ветра. Он прилег на свой матрац и отчаянно пытался подумать о чем-нибудь другом, о чем угодно.