Александр Прозоров - Заговорщик

Бедолага не подозревал, что такой он сегодня уже восьмой или девятый.

– И как взяли? – интересовался Зверев.

Они с князем Друцким по разряду к рати приписаны не были и пребывали рядом с Адашевым на правах гостей.

– Ну, – уже не так бодро начинал рассказывать ратник, – шли дозором по проселку. Там меж двух хуторов замокла берегу реки. Ордава называется. Река то есть. Повернули к нему, подскакали ближе, глянь: а ворота-то нараспашку. Мы, не будь дураки, сабли наголо и вперед, пока ливонцы-то не попрятались. Во двор влетаем – а там никого. По этажам, по комнатам бегаем – пусто. Скотина в загонных мычит, котлы на кухнях горячие, из печей еще дым тянется, на столах посуда с едой, вино в кувшинах. А хозяев нет никого, – закрестился холоп. – Пошукали, поймали пару смердов, что по углам прятались. Те и поведали: мол, к кавалерам вестник был, что рати наши к Печоре подошли. Тут они разом все бросили, на лошадей вскочили – и тикать.

– Федор Ипполитович, – повернулся боярин Даниил к воеводе Большого полка. – Сделай милость, выдели полусотню стрельцов московских, пошли с сим холопом в замке службу нести. А то как бы не вернулись прежние герои.

Князь Юрий Семенович Друцкий оказался абсолютно прав. Ливонский орден сгнил, как зараженное грибком яблоко, и готов был пасть к ногам любого, кто тряхнет ветку, на которой он все еще почему-то держался.

Спустя два дня, без единого выстрела покорив все замки и крепости на день пути от Печоры, армия двинулась дальше и разбила новый лагерь возле реки Выханду, затем надолго задержалась у Ахьи. Даниил Адашев, как и прочие воеводы, все ожидал какого-то подвоха, ловушки, нежданного нападения собранной в единой кулак армии. Но враг не появлялся, сколь тщательно его ни искали. Русские полусотни растекались по Дерптскому епископству от края и до края, занимая замки, конфискуя именем Иоанна рыцарское имущество и земли, отменяли рабство, барщину и право первой ночи, приводили черный люд к присяге, назначали старост и требовали собирать земские собрания. Дозоры докатились до самого Ругодива, встретились с ивангородскими разъездами и вернулись назад, докладывая о всеобщем спокойствии и миролюбии населения.

Четырнадцатого июля, уже забрав под свою руку все селения и укрепления, русская армия подошла, наконец, к самому Юрьеву. Боярин Адашев приказал разбить основной лагерь на Омовже ниже по течению, послал крупные, в три сотни, конные отряды обложить крепость со всех сторон, дабы никто не мог ни войти в город, ни выйти из него, послал боярина Шохина в Ивангород за пушками и… И закатил ближним воеводам роскошный пир. Чего еще делать? До подхода осадных пищалей армии все равно оставалось только держать осаду: сменять друг друга в сторожевых отрядах и благополучно спать все прочее время.

Смеркалось. Горожане, подсвечивая себе факелами, бродили по стене и выглядывали из окон башен. Русские дозоры, разведя на безопасном расстоянии костры, поглядывали на защитников, а из лагеря, залитого светом от трофейных свечей и масляных ламп, доносился смех, песни, крики восторга и громогласные тосты. Воеводы пировали, прочие служилые люди, пусть и не так шумно, тоже позволили себе расслабиться. К ночи «расслабились» до того, что решили пойти на приступ и числом в несколько сотен, с мечами и рогатинами, кинулись к Юрьеву. Не один час они ходили вокруг, угрожая развесить всю стражу на зубцах, жителей посадить на кол, а дома сжечь, чтобы и трава на сем месте более не росла.

Ближе к рассвету многие поняли, что без лестниц рва не одолеть, и отошли в лагерь, обещая вернуться новым днем. А иные легли спать прямо у крепости. На второй день осады вояки давешнего рвения не выказывали, через ров переплыть не пытались. Хотя немало холопов к крепости ездили, кричали угрозы и предлагали страже прыгать вниз и погибать без мучений. Потому как после штурма они умрут все равно, но им припомнят все прежние прегрешения схизматиков пред русскими и муки праведника Иссидора. [25]Советовали выпустить женщин и детей, потому как в плену те выживут, а после штурма – уж точно нет.

На третий день, вскоре после полудня, равномерно постукивая, опустился мост Юрьева, ворота приоткрылись, выпустив трех мужчин. Все были в мантиях и матерчатых шапочках, у одного на груди висела золотая медаль солидных размеров. Тяжелые створки тут же захлопнулись, а когда бюргеры сошли с моста – то и он лениво, с поскрипыванием и стуком поднялся на старое место.

Сторожевой отряд мгновенно поднялся в седло, полтора десятка боярских детей подлетели к ливонцам, закружили вокруг.

– Мы члены ратуши города Дерпта, – опасливо косясь на всадников, сообщил владелец медали. – Мы хотим видеть вашего воеводу.

– Ну, так шагайте к лагерю! – посоветовал один из воинов. – Вон палатка остроконечная с желтым пологом и черно-белым знаменем. Там Даниил Федорович отдыхать изволит! Не заблудитесь!

Боярские дети засмеялись и помчались обратно к страже.

Воевода Даниил Адашев, конечно же, не отдыхал. В своей палатке он четвертый раз пытался выиграть у Андрея Зверева в шахматы – и пока безуспешно. Князь Друцкий ходил рядом и то и дело пытался уговорить обоих бросить богопротивное баловство и сесть за стол. Видимо, боялся, что Адашев обидится.

Юрьевских бюргеров пропустили к шатру воеводы свободно. Хотя, наверное, за такую халатность несших сторожевую службу стрельцов не мешало бы и наказать – но при воеводе Адашеве подобного почти не случалось. В тот самый момент, когда князь Сакульский нацелился объявить воеводе шах, гости дружно закашлялись у порога.

– Вы кто такие? – недовольно буркнул потерявший ладью Даниил.

– Мы избранные члены совета ратуши, – сложив руки на животе и нервно перебирая пальцами, ответил медаленосец. – Совет хотел бы знать, с какой целью вы пришли под стены нашего города и почто нарушаете уговор мирный с государем московским Иоанном?

– Какой уговор? – зло рявкнул Адашев. – Это вы первые в Великий пост по нашим городам из пушек палить начали! Вот теперь и воюйте! Снесем ваш город под корень, и вся недолга.

Он недовольно рыкнул и упреждающе закрылся слоном.

– Как же сносить? – занервничал бюргер. – Мы христиане, боярин, мы с вами одному богу молимся, одним знамением осеняемся. Грех ведь страшный будет, коли смертоубийство случится такое. На ваши головы грех падет.

– Мы этот грех перенесем, – ответил воевода, наблюдая, как Андрей выдвигает королеву, отрезая его короля от свободной части доски. – На войне без жертв не бывает, мы этот грех опосля замолим…

Он почесал нос и решительно двинул вперед пешку.

– Сие есть подход неразумный, – вступил в разговор бюргер с крупным морщинистым подбородком. – Мы люди мирные, понимающие. Мы готовы выплатить вам выкуп за хлопоты, возместить расходы, дать награду воинам. Вы вернетесь домой богатыми и живыми. Штурм же много крови заставит пролить.