Александр Прозоров - Заговорщик

– Твою бы горячность, княже, да на пользу общую оборотить, – покачал головой Иоанн. – Пойми же, Андрей Васильевич, в страданиях душа мужает. Господь посылает нам испытания, дабы мы прошли чрез них и честь свою не уронили. Прояви терпение, как я проявляю. Не сдавайся искушению, как я не сдался. Перенеси удар сей с достоинством, и Господь вознаградит тебя на земле или на небе. Утрата твоя велика, но долг служения Отчизне выше личных горестей! Ныне Русь затевать ссору с османами не должна. Рано.

– Прости, государь. Сила души твоей велика. Я же слаб и устоять перед искусом не способен. Я слаб, и я ухожу сражаться.

Андрей отвесил Иоанну четкий поклон, быстро вышел из комнаты и побежал вниз по лестнице.

– Глупец, – укорил он сам себя. – Разве можно было ожидать, что царь решится на войну с Османской империей? Бред горячечный. – И тут же оправдался: – Но попытаться стоило. Кто, кроме самого Иоанна, знает о царских замыслах? А не вышло – так хоть уверен теперь, что упущенных возможностей у меня нет.

В Москву Андрей вернулся на Воздвиженье, [27]в день, когда по всей Руси начинались «капустники». В деревнях убирали капусту, устраивали капустные вечера: все от мала до велика собирались вместе, чистили кочаны, рубили их для закваски и засолки – перешучиваясь, рассказывая истории, подкалывая друг друга, а кто в подходящем возрасте – то и заигрывая. Но князю было не до веселья. В память об отце он имел твердое намерение отправиться на юг, в Крым и поставить там всех на уши – да так, чтобы татары раз и навсегда забыли дорогу в русские земли. Хотя пока не представлял себе, как именно это сделать и с чего начать. К тому же, холопы в Москву не торопились, и под рукой у него пока имелось всего три человека: Пахом и двое из числа отцовских воинов – те, что из-за болезни не ушли с боярином Лисьиным в ополчение.

Но еще до сумерек в ворота дворца постучали. Удивленный позднему визитеру, Зверев вышел на крыльцо без посоха и без шубы. В таком прескверном настроении на условности и этикет князю было совершенно наплевать. Створки разошлись – и Андрей невольно сбежал на несколько ступеней вниз:

– Даниил Федорович? Откуда, какими судьбами? Ты же при государе оставался!

– Слава Богу, ты еще здесь, – облегченно перекрестился боярин Адашев. – Я уж боялся не нагнать.

– К чему нагонять-то? Вроде, все ясно, как в аквариуме. У вас политика, у меня война. Дождусь холопов и поеду османов бить.

– А мне не подсобишь?

– Прости, Даниил Федорович, – покачал головой Зверев. – Говори, чего хочешь, доказывай, что угодно, но истреблять душегубов я отправлюсь все равно.

– Так и я туда же еду!

– Куда? – от неожиданности даже не сообразил Андрей.

– Османов бить.

– Помочь мне хочешь?

– Нет, – мотнул головой боярин. – То есть да… То есть, нет… – И, окончательно запутавшись, рубанул рукой: – В общем, по царскому поручению.

– Э-э… – Зверев так ничего и не понял. – По царскому поручению… Куда?

– Османов бить.

– Так ведь государь… Ой, прости Бога ради, Даниил Федорович. Заходи в дом, пивка со мной выпей, рыбкой закуси. Чего на пороге стоять?

Перейдя в трапезную и запалив свечи, бояре уселись рядом за столом. Андрей налил гостю шипучего пива, придвинул ближе лоток с заливным линем и блюдо мелких копченых уклеек.

– Сделай милость, Даниил Федорович, повтори еще раз, о чем ты мне поведать хотел?

– Пусть даст Бог здоровья государю нашему, Иоанну Васильевичу, и долгие лета, – начал боярин Адашев, прихлебнул пива, очистил одну рыбку и продолжил: – После твого ухода, Андрей Васильевич, государь немало слов изрек о своеволии княжеском и о твоем сему примере. Он велит одно, ты творишь другое, он приказывает, ты все поперек. И где тут воля царская? Кто на Руси правитель? Гневался, в общем. Однако же опосля дал мне поручение особое, тайное, как липу доверенному и немало ужо знающему. Он ведь нам с тобой, княже, изрядно тогда рассказал. Зачем же лишним людям тайну открывать, коли уж надежный боярин средь доверенных оказался?

Зверев кивал в ответ, ожидая, когда гость перейдет к сути дела.

– Тут и поручил мне государь дело важное сотворить, о коем никому иному знать не положено.

– А я?

– Ты и так… – отмахнулся Адашев. – Стало быть, поручение таким будет. Надобно нам в Угличе пятнадцать стругов от корабельщиков принять. Опосля от купцов по уговору товар мы забрать должны, на склады тамошние завезенный. И отплыть вниз по Волге до Царицына. [28]Там через Калачинский волок корабли на Дон перетащить и казакам с рук на руки передать.

– Ну, вы спохватились! – Зверев глянул на запястье, где у него уже много-много лет не было никаких часов. – Сейчас конец сентября. На Волге к началу декабря лед уже устанавливается. Когда ты все это успеешь? Раньше не могли вспомнить?

– Пока лето и тепло, княже, – перешел на шепот боярин, – казаки донские на османов нападают, в походы ходят, татар крымских бьют. Посему припас им надобно перед самым Покровом передавать, когда они в остроги свои возвертаются. Дабы забота царская прилюдно проявлялась. Ну, и чтобы не пропало ничего, пока атаманы и рати в нетях гуляют.

– Что-то не слыхал я про подвиги сей братии, – покачал головой Зверев.

– Так и государь сим недоволен! – кивнул Адашев. – Нам поручено недовольство его донести, что слабо они ворогов веры христианской беспокоят. Нет деяний таковых, чтобы султан османский и хан крымский в печали впали горестные. Наказ мы должны дать казакам сил не жалеть и зря хлеба царского не проедать.

– Мы – или ты, боярин?

– Дык, княже, – залпом осушив кубок, стукнул им о стол гость. – Как сие все государь до меня довел, я враз про тебя и вспомнил. Ты ведь немало судов по Волге сплавил, когда Свияжск строил возле Казани, опыт имеешь знатный. Опять же, Андрей Васильевич, ты ведь туда, на юг собрался – османов бить. Отчего бы тебе со мною вместе делом сим не заняться?

– И что Иоанн?

– Сказывал, своеволен ты больно и на дело сие согласия не дашь. Но коли будет мое такое везение, так он запрещать помощь твою не намерен.

– Казаки… – потер лоб Андрей. – Казаки на Дону… Не помню.

– Дык и как же ты упомнишь, коли государь токмо привечать их там начал? Хлеб и иные припасы шлет, дабы зимой не голодали, припасы огненные, свинец и зелье. Увечных принимает, в монастыри русские им уходить можно. Дуван в селениях русских дозволяет продавать. Мыслю, как крепость супротив волока поставили, так с ними сговариваться и начади. Кто из людей безродных и отважных вере православной себя без остатка предает и по стопам Господа нашего пойти готов, того Иоанн повелел от всех грехов прошлых, долгов и обетов освобождать, сыска не вести и суду не подвергать. Так и сказал: «С Дону выдачи нет!».