Александр Прозоров - Заговорщик

Андрея поднял утром атаман: спокойный, трезвый и свежий, словно после душа:

– Ты готов ехать, княже?

Зверев, подняв тяжелую голову, в ответ только судорожно сглотнул.

– Кони оседланы, Андрей Васильевич, – наклонился ниже казак. – Заутреня отслужена. Пора.

Зверев крякнул и поднялся. Не мог он, князь Сакульский, позволить, чтобы жалкий смерд вел себя достойнее его, служилого человека!

– Иду! – ответил Андрей. – Токмо ферязь на налатник поменяю.

– Наш разъезд у ворот острога собирается, – кивнул Рваное Ухо и вышел из юрты.

Скинув порядком измятую ферязь, Зверев пошел по кругу, заглядывая в сложенные вдоль стенок узлы. Нашел свой, дернул тесемку, достал полотняную, но чистую рубаху, налатник, поддоспешник. Брони тут не было – а искать Пахома времени не оставалось. Князь стащил через голову пропитанную потом шелковую рубаху, бросил поверх мешка, выбежал на улицу, под кормой одного из стругов нагреб чистого снега, наскоро обтерся, зачерпнул горсть в рот, бегом вернулся обратно, оделся в чистое, опоясался, прихватил у стенки бердыш – чужой, но на поиски своего опять же требовалось время, – быстрым шагом обошел укрепление и поприветствовал собравшихся у коновязи казаков:

– Доброе утро, мужики. Надеюсь, припасы у вас есть? Мое добро по трюмам искать долго.

– Не боись, Андрей Васильевич, все ужо в сумах и навьючено, заводные готовы. Чай, понимаем, ты не дома.

– Тогда вперед! Какая моя?

Молодой безусый казак подвел ему буланую лошадку. Андрей поставил ногу в стремя, оттолкнулся, забрасывая другую наверх – и тут подлая животина сорвалась с места, понесла. Князь еле успел зацепиться пальцами за луку, рывком толкнулся выше, прочно уселся в седле, подобрал поводья, поправил за спиной бердыш, оглянулся. Саразман уже скакал следом, остальные спешно отпутывали коней. Видать, не ожидали, что так, с места срываться придется. Норовистого скакуна, стало быть, с умыслом дали – позабавиться над русским князем.

– Не на того напали, – хмыкнул Зверев и, отпустив поводья, двинулся вдоль русла широкой походной рысью.

Переход до Азовской крепости занял отнюдь не три, а почти двадцать дней. Потому как по пути казачий разъезд завернул в четыре острога, сообщая о прибытии царской помощи и о том, что за ней надобно отправляться к Калачинской крепости. Князя и атамана везде встречали радушно – что означало загульный пир на три-четыре дня.

Правда, теперь, набравшись опыта, Зверев старался сдерживаться и пил раза в полтора меньше, нежели казалось допустимым. В итоге наутро после завершающего дня очередного веселья выглядел ничуть не хуже своих спутников.

В тот день, когда семеро казаков и русский князь миновали устье Северного Донца, лед уже сомкнулся на стремнине реки и потихоньку заносился снегом – хотя ступать на него даже пешему пока не стоило. Последнее укрепление осталось позади, воины сосредоточились, забрали с заводных коней пики и поставили на стремя, перебросили щиты на переднюю луку седла. Однако опасностей не появлялось. Степь была девственно белой, на тонком пока снежном покрове не наследили ни звери, ни люди.

В десяти верстах за Донцом путники переседлались.

– Дозоры случиться могут, – пояснил атаман. – На свежих конях сидеть спокойнее.

А еще через час неспешного пути далеко впереди, у горизонта, наконец показался османский городок. Он дымил добрым десятком труб, раскинув в стороны, словно паучьи лапы, низкие земляные бастионы, по валам прогуливались плохо различимые с нескольких километров фигурки.

– Пушек много? – поинтересовался Зверев.

– На реку смотрят два десятка, еще столько же по сторонам направлено, – ответил Саразман. – Поехали прочь, княже. Коли на месте стоять, поймут, что не путники. Дозор вышлют. На сытых лошадях, да числом с полусотню.

– Обожди, – отмахнулся Андрей и указал за Дон: – Это что за река из камышей выходит?

– То не выходит, то туда ныряет. Мертвый Донец это, рукав речной. Через тростник до самого моря тянется. Их тут еще много течет. Устье тут начинается, гирло донское.

– Так по нему можно прямо в Азов выйти?

– Можно-то можно, княже, да токмо на малом суденышке. Засядет там большое. А в море – галеры.

– Что же это османы крепость так неудачно основали? Половина рукавов мимо зрения ушло. Поставили бы здесь – ни одна муха бы не пролетела.

– Там взгорок у берега, княже, а тут каженное половодье вода по горло стоит. Смоет город-то первой же весной. Поехали, княже. Недобро стоим. На татар издали и похожи, да как бы Мехмет-паша проверить не захотел.

– На галеры у нас глянуть получится?

– Сможем, княже. Токмо Азов округ обойти надобно.

Крюк вокруг османской, крепости отнял целый день. Так уж неприятно она оказалась расположена. Но зато из выходящего к самому припаю оврага, почему-то названного Семиглавым, Зверев смог открыто, как на ладони, созерцать две низкие, не выше человеческого роста, двухмачтовые галеры. На корме имелась хлипкая надстройка: какой-то каркас, обтянутый полотном. Спереди торчали длинные, в два человеческих роста, слегка изогнутые «клювы». Четыре люка за «клювом» выдавали расположение пушек. Не так уж и мало. Турки были не шведами и не ляхами, артиллерией владели на «пять». Били из своих стволов метко, часто и куда дальше, чем кто-либо в мире. Попасть под их залп на стругах Андрею очень бы не хотелось. Ведь он пришел на юг, чтобы отомстить, а не умереть. Пусть даже и с честью.

– То есть, умереть можно, – пробормотал князь. – Но не так глупо и не зря.

Длина кораблей на глазок составляла метров тридцать, ширина – около шести.

– Шестнадцать весел с борта, – вслух прикинул Андрей. – Больше двух гребцов на каждое там не поместится. Значит, шестьдесят четыре человека.

– Токмо они каторжники, княже, – почему-то шепотом сообщил Сарамзан. – За султана драться не станут. Бойцов же, беглые сказывали, на галерах завсегда вдвое меньше. Коли особо для перевозки янычар не сажают. Тоды и сотню могут набить.

– Будем считать, тридцать рыл, включая пушкарей. Совсем не смертельно… – пробормотал Зверев. – На абордаж взять – так парой стругов обойтись можно.

– Рази они подпустят на абордаж-то? – вздохнул атаман. – Издалека ядрами садят. А вблизи еще и жребием вдарить успеют. Потопнем все…

– Не верю своим ушам, Саразман! – повернулся к атаману Андрей. – Казак – и вдруг смерти боится?

– Христианину тонуть не с руки, княже. Негожая смерть. Утопленников, знамо, не отпевают. И на кладбище к православным не кладут. Нехорошо.

– Раз так, – решил Зверев, – то и не станем. Тонуть, в смысле. Галеры тут всегда стоят, али наплывами?

– Завсегда, Андрей Васильевич. То есть, летом завсегда, как лед сойдет. Ныне уж, мыслю, уйдут. Встал ведь Дон-то. Теперь месяца два им опасаться нечего. Да и лиман скоро прихватит.