Анастасия Парфёнова - Городская фэнтези — 2008

Я устало закрыла глаза. Сколько раз мы уже вели этот разговор? Слово в слово.

— Именно на случай приступа мне вручили эту игрушку, — я подняла висевшее на груди чудо современных технологий, снабжённое GPS-навигатором. — Нажимаю одну кнопку, и даже говорить ничего не нужно. Диспетчер частной клиники определит координаты. «Скорая» прибудет так быстро, как это вообще возможно.

— Как можно просто нажать на кнопку, если смартфон постоянно выключен?

— Мама, ну как далеко можно зайти в… в этой паранойе? Что мне теперь, совсем жить отказаться?

— Ты откажешься от жизни, если потеряешь её из-за собственной глупости! Даша, мы хотим для тебя только самого лучшего.

— Я знаю, мама. Знаю. Но в данный момент лучше всего для меня будет оказаться за городом. На чистом, свежем воздухе. Я… задыхаюсь среди железа и бетона, мам.

Подлый приём. Она тут же подалась вперёд, испуганная и напряжённая.

— Задыхаешься? Даша, астма? У тебя снова проблемы с дыханием, а ты никому не сказала?

— Нет, нет, — поспешно покачала я головой. — Уже год, как всё хорошо. Но задыхаться можно не только в буквальном смысле. Я просто хочу на природу. И побыть одной. Мам? Пожалуйста!

Она отвернулась, явно задетая до глубины души.

— Мы просто беспокоимся о тебе. — Да.

Я чувствовала себя последней лгуньей. Если бы был способ покончить с этим враньём! Доказать им, что моему здоровью ничего не угрожает. Сказать правду…

Угу. Как ты себе это представляешь, Шувалова? «Не волнуйтесь, мама и папа. Я абсолютно здоровая и абсолютно бесчеловечная тварь и очень спешу в кровавую сказку. Зачем? На службу к крёстной матери волшебной наркоторговли, по слову которой я буду принимать участие в серийных убийствах». Да, правда — именно то, чего им и не хватает для полного счастья.

Я подняла глаза и застыла, увидев за спиной у мамы отражённую в стекле вышеупомянутую волшебную наркобаронессу. Дама Аламандин сверкнула дивными своими очами и ударила по ладони зажатой в другой руке охотничьей перчаткой. Приказ был предельно ясен: «Ко мне. Немедленно».

Я залпом допила сок.

— Я тоже о вас всех беспокоюсь, мама. Ты даже не представляешь как. — Поднявшись, я поцеловала её в щёку. — Хотя и знаю, что это глупо. Всё. Будет. Хорошо. Веришь? Передавай привет папе. Я побежала.

— Даша, постой! — Она перехватила меня уже в дверях. — Что за мавр приходил к тебе сегодня в школу?

— Мавр? Какой ещё мавр? — Сначала я действительно не поняла, о чём она. Применять расовые предрассудки людей к меняющим облик в зависимости от настроения фейри — это было бы смешно, если б не было так страшно. Как, даже сквозь glamour, сквозь искусно используемую вуаль предубеждений, можно было принять это смертельно опасное существо за человека? Да ещё и навесить ярлык! Ясно, что горе-шпионы в любимой школе ни разу в жизни не видели настоящих мавров.

— Ну… краснокожий негр. С раскосыми глазами, — несколько неуверенно попыталась извлечь смысл из противоречивых отчётов смертная. — Что он делал рядом с тобой?

Хороший вопрос. И как на него отвечать? Не скатываясь до прямой лжи, я имею в виду. Лучше всего агрессивно.

— Минуточку, мам, откуда ты вообще знаешь, что я делаю в школе? Это что, слежка? Мне теперь уже ни с кем поговорить нельзя?

— Дарья Шувалова, следи за своим тоном! Где твоё воспитание? Это право родителей — беспокоиться о больном ребёнке, и…

— И я сейчас опаздываю! Но к разговору о правах и о воспитании мы ещё вернёмся. Скоро! — И я поспешно хлопнула дверью.

Выскочив на лестничную площадку, затравленно огляделась. Наши апартаменты — единственные на этаже, так что быть замеченной подглядывающими в глазок соседями мне не грозило, однако оставались ещё камеры слежения. Бросив в объектив острый взгляд искоса, я заставила мониторы охраны рассыпаться шумным снегом, а сама скользнула в лифт. В глаза бросилось огромное зеркало, занимающее почти всю стену. Отражающее не тесную кабину, а рвущуюся ввысь колоннаду, дымчатые своды и закованную в сновидения бального платья фейри. Дождавшись, когда двери закроются, я прижала ладонь к ледяной поверхности, тут же подёрнувшейся волнами. Узкая рука сомкнулась на моей ладони, сжала тисками холодного железа, рванула… Почти ожидая удариться лицом о стекло, я зажмурилась.

Когда лифт доехал до первого этажа и двери распахнулись, взглядам смертных охранников предстала лишь пустая кабина.

Ноги подкосились. Я рухнула на руки госпожи, пытаясь собрать мысли после того, как была протащена сквозь множественные слои реальностей, точно игла сквозь натянутое на пяльца кружево ткани.

Когда миры и звёзды прекратили кружащий танец перед глазами, с усилием выпрямилась. Заставила себя оглядеться.

Мы стояли в спальном покое Аламандин. Огромная зала, из тех, в которых устраивают балы или играют в футбол. Убранная голубоватым и хладно-серым, пустая и просторная. Из мебели — только низкая, застеленная зимним шёлком кровать. Смятые простыни ниспадали на пол чёрного мрамора, отражавшего движение, точно зеркало. Дальняя стена, самая большая в комнате, отсутствовала, вместо неё — гигантское окно. Стекла то ли и в самом деле нет, то ли оно такое прозрачное, что кажется, будто зала просто открывается в застывший, нереально прекрасный пейзаж.

Холод. Скалы. Невероятно чётко, болезненно тонко на фоне неба выписаны изломанные ветви деревьев. До горизонта — сюрреалистическая ясность предзимней равнины.

Как можно спать среди этой навевающей тоску и ужас нечеловеческой красоты, являлось для меня тайной. Дама Аламандин, впрочем, и сама была обретшим тело ночным кошмаром, а потому идеально смотрелась в окружавшем её интерьере.

Госпожа моя отвернулась, прошуршав шлейфом из сновидений. Ни слова о вчерашнем, ни жеста, ни движения, выражающего неудовольствие. Лишь приказала:

— Его величество даёт большой приём. Ты сопровождаешь меня.

Лучше бы это оказалась ещё одна охота.

Из всех обязанностей, которые требовала служба благородной фейри, больше всего я не любила роль фрейлины. Хотя бы уже потому, что она не позволяла мне принять более удобный облик. По какой-то не совсем ясной причине посещать балы в ипостаси совы или любом другом неспособном танцевать и интриговать облике не принято. Что, естественно, лишало меня самого простого способа избежать этих самых танцев и интриг.

Хуже того, совершенно непонятно, зачем вообще придворной даме-рыцарю нужна собственная фрейлина и каковы её обязанности. На охоте я — охотница, на дуэли или в схватке — оруженосец, при совершении сделок — телохранитель. А на торжественном приёме следовало в должной степени торжественно носить за хозяйкой шкатулку с зельями и драгоценностями, стоять за её плечом во время пира и делать вид, что поправляю её причёску после танца. То есть всячески создавать иллюзию собственной полезности.