Алексей Пехов - Золотые костры

Одушевленный вообще-то устойчивый парень, и надо постараться, чтобы пронять его фигурой или знаком. Но если от него шел дым, то там, на земле, нарисовано нечто экстраординарное. И смею предполагать — очень старое. Возможно, здесь поработал какой-то страж из прошлого, потому что я не припомню, чтобы за последние сто лет каликвецы нанимали Братство для подобной работы.

— Раз они нарисовали это, значит, им есть что прятать, — высказал Проповедник свою догадку.

— Ерунда, — не согласился я с ним. — Что можно спрятать от душ? А самое главное, для чего? Скорее всего, это защита от темных сущностей. Такие фигуры в мире встречаются — чаще всего в старых дворцах, замках и как раз монастырях. Если заводится какая-то дрянь, а поблизости нет человека с даром, всегда можно переждать в безопасной зоне.

— Тогда чего ты корячился и изучал самоубийцу, если у них уже есть способ спастись от темных душ?

— Я поражаюсь твоей осведомленности.

— Слышал, как монахи об этом говорили. Так что? Если уже есть фигуры, зачем ты себя утруждал?

— Во-первых, я их не видел, и мне о них никто не сказал. Во-вторых, если бы появилась темная душа, то она имела доступ в большую часть монастыря, где нет фигур, которые ты нашел. Согласись, проще решить проблему сразу, чем потом всю жизнь сидеть и прятаться.

— Ну да… — Он потер щеку. — А что сказал брат-управитель? Он видел Ганса?

— Нет.

— Хе-хе. И кто был прав? Стоило тащиться в такую даль, чтобы провидение показало тебе фигу?

— Стоило.

— И зачем?

— Пойдем на улицу. Узнаешь.

Он удивился, стал требовать рассказать немедленно, но я покинул комнату, а старый пеликан, не способный побороть свое любопытство, поспешил за мной.

— И к чему эти тайны? — спросил он, когда я остановился у часовни, на краю обрыва.

— Я не доверяю стенам. У них могут быть длинные уши.

Проповедник хмыкнул, несколько нервно потянул себя за воротничок рясы:

— На кой черт им подслушивать?

— Погибший монах — брат Инчик.

— Упокой, Господи, его душу, — перекрестился старый пеликан. — Он выглядел испуганным, но не очень-то походил на самоубийцу.

Я кивнул:

— И он пытался мне что-то сказать, но пришли другие монахи. И, возможно, слышали его слова.

— Людвиг, ты меня пугаешь! — всплеснул руками Проповедник. — Ты действительно считаешь, что за пару слов каликвецы убили сумасшедшего?

Я цокнул языком:

— Брат Инчик не был похож на сумасшедшего. Всего лишь на перепуганного человека. И его действительно убили.

Проповедник фыркнул:

— Тебе это его томимая печалью душа рассказала?!

— Все куда проще. Я осмотрел тело. Под его ногтями кожа и кровь, а костяшки на левой руке сбиты. Он пытался сопротивляться, и я уверен, что где-то в монастыре есть монах с расцарапанной рожей. К тому же у брата Инчика большая шишка на затылке. Мне кажется, что его ударили по голове, а потом уже задушили, обставив все как самоубийство.

Проповедник задумался:

— Может, ты и прав. А может, и нет. Не могу поверить, что кто-то из них взял грех на душу только потому, что этот несчастный сказал тебе пару слов.

— И для того, чтобы не сказал остальные.

Старый пеликан поежился:

— Этот самоубийца, — он упорно продолжал называть его так, не желая признать очевидное, — был рад, когда ты пришел сюда.

— Сложи два и два, дружище. Скажи мне, когда люди особенно рады появлению стража.

Мой собеседник скривился, понимая, что я смог его поймать, но все же ответил:

— Когда под боком есть темная душа. Но это чушь. Монахи бы сказали тебе, если бы такая сущность их донимала. — Он покосился на далекую церковь. — Впрочем, тут полно фигур, чужаков они кое-куда не пускают… у них могли быть причины скрывать от тебя правду. Слушай, Людвиг, я тебя умоляю — не суй в это свой нос. Ради Бога, ни о чем их не спрашивай, иначе здесь появится еще один самоубийца. Ночью упадешь вот с этого обрыва и свернешь шею.

— Ты мыслишь точно так же, как и я. Не волнуйся. Я не буду больше задавать бесполезных вопросов.

— И завтра уйдешь из монастыря? — Он пытливо заглянул мне в глаза.

— И завтра уйду из монастыря, — послушно произнес я. — Обещаю.

— Уф, — облегченно сказал Проповедник. — Ты наконец-то начал взрослеть и понимать, что есть не твои дела. Ну раз все решено, я, с твоего позволения, пойду поваляюсь на твоей чудесной кровати. Боюсь, следующую неделю нам опять придется торчать в этих проклятых горах.

И он ушел.

А я сел на корточки и кинжалом начал рисовать фигуру, чувствуя, как двое монахов, разгружавших с воза древесный уголь, украдкой следят за моей работой. Я создал тот же рисунок, что и в Темнолесье, когда искал темную душу, но в отличие от прошлого раза теперь был результат — линии начали светиться. Это означало, что я прав — где-то возле монастыря была темная душа.

И брат Инчик действительно многое мог мне рассказать…

— Вы куда, страж? — удивился привратник, когда я подошел к воротам.

— Хочу выйти на несколько часов, — дружелюбно ответил я. — Мне надо завершить свою работу, чтобы обезопасить монастырь от души самоубийцы, и я уже сегодня, пока светло, планирую изучить спуск к леднику. Завтра ухожу перед рассветом.

Это объяснение его вполне устроило.

— Когда вернетесь, стучите громче, — сказал он мне, отпирая калитку.

Первые полчаса я бродил по окрестностям, не удаляясь далеко от стен, так, чтобы меня видели. Фигура возле часовни указывала на то, что поблизости имеется темная сущность. Я попытался определить нужное направление — по всему выходило, что тварь находится под монастырем. Возможно, где-то в подвалах.

— Интересно, почему стражу не говорят об этом, — пробормотал я, глядя на Дорч-ган-Тойн, который сейчас мне показался особенно мрачным и неприветливым. — Это все равно что не рассказывать врачу о смертельно опасной болезни, хотя он может спасти тебя.

А когда пациент не хочет говорить с врачом о том, что его беспокоит? Или когда не доверяет доктору, или когда хочет скрыть то, чего стыдится.

Затем я направился к обрыву и увидел каменную тропку желтоватого цвета, серпантином спускающуюся к леднику. Это было началом моего завтрашнего пути. Пугало подошло ко мне неслышно и, как и я, стало смотреть на перевал, который нам предстояло преодолеть.

— Главное, чтобы завтра была хорошая погода, — сказал я.

Одушевленный пожал плечами. Ему было все равно, как подниматься — при ясном солнце, снегопаде или тумане. Пугало, в отличие от меня, не мерзнет и не страдает от отсутствия воздуха.

— Как тебе монастырь?

Очередное пожатие плеч. Теперь — равнодушное. Оно выглядело разочарованным.

— Ты думало, здесь нечто вроде школы волшебства? — хмыкнул я.